– И надо было тебе трогать Настьку… – обращаясь к Виктору, недовольно буркнул Колька. – Знаешь ведь Коржакову – никогда не угадаешь, что может выкинуть эта сумасшедшая…

Но Тамару было уже не остановить: разозлившись, что на ее любимую подругу осмелились взглянуть парни, девушка потеряла над собой контроль – она проявляла нетерпимость к любому, кто одаривал Настю своим вниманием. Гнев Коржаковой проявлялся столь бурно и стихийно, что дерзнувшим посмотреть на Настю предпринять что-либо в свою защиту было сложно. Вот и сейчас Тамара быстро нарвала крапивы у обочины дороги и с яростью бросилась на одноклассников. Не давая парням опомниться, она хлестала их жгучкой и пинала ногами.

– Малохольная, ты что – с цепи сорвалась? Чего завелась? – защищаясь, кричали мальчишки, пытаясь увернуться от тумаков девушки.

Сельчане, встречавшие у моста домашний скот, в изумлении наблюдали, как Тамара мутузила парней, сбив Рыжакова с ног, девушка хлестала его крапивой, пытаясь засунуть пучок жгучки парню в рот. Колька Седельский, старавшийся оттащить разъяренную одноклассницу от друга, зацепился ногой о пень и ринулся носом в землю.

– Прекрати! Слышишь?.. – попыталась образумить подругу Анастасия. – Ты же пионерка! Возьми себя в руки! Ты подумала, что будет, если об этом узнает бабушка Дуня? Теперь она точно не пустит тебя на танцы… – видя, что Тамара не обращает на ее слова внимания, девушка отошла в сторону и в сердцах произнесла: – Ну, тебя, Томка, от тебя одни неприятности, не смей больше ко мне подходить!

В это время к мосту подошло деревенское стадо. Впереди, не спеша, шла корова Коржаковых, ее большое, полное молока вымя мерно покачивалось из стороны в сторону, почти касаясь земли. Иссиня-черная окраска шерсти и высоко поднятые рога Красавки внушали страх. Более десяти лет она радовала хозяйку большими надоями молока, которое по результатам замеров на молокопункте было признано самым жирным в деревне. Тамара глянула на мост, прекратила драться с парнями, отряхнула испачканное платье и побежала встречать кормилицу. Красавка свернула в переулок, замычала и направилась к дому, за ней последовала Палька, а за коровами, наскакивая друг на друга, побежали овцы.

«Глупые животные, – заметила Настя, – возвращаются домой, а ведут себя, будто их на эшафот гонят. Чего сгрудились?..» Девушка прошла вперед и ласково позвала: «Овульки, овульки!..» Услышав знакомый голос, овцы перестали тыкать носами в чужой плетень и побежали к дому, еще минута, и Анастасия загнала их в хлев. «Надеюсь, теперь меня пустят на танцы…» – подумала девушка.

– Вот ты где! – услышала она голос Тамары. – Ну, так как – идем?..

Настя обернулась и увидела одноклассницу.

– Не знаю… – пожала плечами девушка.

– Что значит – не знаешь? Мы же договаривались…

– Пока ничего определенного сказать не могу.

– Брось, пошли к твоим родителям…

Девушки поднялись по ступенькам крыльца и вошли в дом.

– Добрый вечер! – поздоровалась с хозяевами Тамара.

– И тебе не хворать… – улыбнулась Пелагея. – Ты ужинала?

– Да.

– А мы вот только собираемся…

– Мам! Мы сегодня все сделали? – спросила Анастасия.

– Вроде, да. А что?

– Можно я схожу на танцы?

– Каждый раз одно и то же… – недовольно буркнула Пелагея. – Побыла бы дома, отдохнула… Чего молчишь, Степан?

Мужчина отложил в сторону починенный сандалий Светланки и произнес:

– Мать права, за свою жизнь еще напляшешься…

Пелагея с благодарностью глянула на мужа. «Молодец, – мысленно похвалила она мужчину. – Меня уважил и девчат не обидел. Не каждый родной отец сумел бы найти нужные слова, а он – отчим, однако же Настю любит и, как может, о ней заботится…»