Поднялся и Лёша, отвязал от берёзки свою пару лошадей.

– Ну, – обратился он ко мне, – давай со мной верхом, пора уже к настоящей езде привыкать. Я с радостью подбежал к нему.

Лёша дружит с моим отцом, часто бывает у нас в доме, потому ко мне у него особая симпатия. – Ну, забирайся на Былинку, – протягивает он мне руку, лихо вскочив на соседнюю Белугу. Я, удерживаясь за руку и за хомут, наступив ногой на шлею, хоть и с трудом, но взбираюсь на лошадь.

Лёша трогает спаренных лошадей. Те устремляются бодрой рысью, затем переходят на лёгкий галоп. Мой старший напарник вопросительно смотрит на меня, но мне такой темп нипочём и я восхищённо улыбаюсь. Тогда Алексей подстёгивает концом повода лошадей и те переходят на такой стремительный бег, что у меня мельтешат перед глазами их безудержные лопатки. Захватывает дух и душа, кажется, отскакивает в пятки. С чем всё это можно сравнить? Пожалуй что, со стремительным лыжным спуском по крутой и огромной горке, да ещё имеющей трамплин, когда, если упадёшь, то рискуешь сломать лыжи и в кровь ободрать о жёсткий снег лицо. А если очень не повезёт, – так и переломать ноги. Но там езда-то привычная, а здесь надо перетерпеть. И вскоре немного привыкаю. Обеими руками крепко вцепившись в хомут, чувствую, что с усилием удерживаюсь на ходящей под бёдрами лошадиной спине; но чувство безумного ликования превосходит всякие страхи. И только на секунды сдавливаемая рёбрами, сталкивающихся порой лошадей, нога доставляет малые неудобства.

Но в азарте не хочется сего замечать, – дух отчаянного надземного полёта всё больше овладевает сердцем. Это уже не бег полем до пруда, не подрамная езда на велосипеде и, даже, не надрамная. Ты весь мыслью в овеянных страстью веках и годах, – в конных дружинах древних русичей, в стремительных атаках гусарских эскадронов.

Рассекаемый воздух сдувает со лба пот, наполняет рубашку, освежает нагретое тело. И, вот уже с грустью замечаешь, как лошади переводят стремительный свой галоп на короткую, тряскую рысь и вскоре останавливаются перед воротами конюшни…

Иду домой в комфортных объятьях, спадающей уже на закате солнца, жары.

Сердце радостно трепещется от минувшего, отчаянного аллюра. Теперь я знаю, что могу отдать всего себя любой встряске на этих стремительных милых скакунах…

Религиозные праздники на селе, даже в усиленно-атеистические времена моего детства, имели особую красочность и колоритность.

Надо сказать, что по настоящему верующих или соблюдающих в какой-то солидной мере религиозные обряды было немного, – разве уж самые старые бабушки. Хотя икона была почти в каждой, уважающей себя, семье.

Но и самих тех святых, по ком были иконы и сами праздники, в те дни, кажется, особо не упоминали. В общем, святые были как бы сами по себе, праздники – тоже, сами по себе.

Религиозные праздники, как известно, распределены, согласно церковных канонов, по приходам. У нас, например, праздновали Ильин день. В деревнях поодаль, что ближе к другой церкви – Троицу и так далее.

Наш праздник, как мне теперь видится, а, пожалуй, и на самом деле было так, отмечался с наибольшим размахом, и был в округе, наиболее желаем, и интересен, потому как проводился в разгар лета, и люди, отмечавшие его, находились по большей части на улице, у всех на виду.