Подвигала к этому и бурная стремнина молодости, зовущая к свободе и гулянкам, и собственный, немало авантюрный характер, бросающий в приключения и риск, средь молодых в основе людей, негласно, а то и гласно, поощрявших выход за дозволенные рамки.

С тем молодым парнем, что достался ему в соседи по комнате, он вскоре сблизился и подружился: вместе ходили в парк на танцы. Познакомились там с хорошими во всех отношениях девчонками, но те оказались студентками на практике, прибыли сюда на короткое время и с не очень ближнего города и вскоре отбыли, пламенно с нашими ребятами попрощавшись.

Немного посетовав и, малость по тому поводу попечалившись, друзья продолжили свою увеселительную ночную жизнь, а перед выходом к ней, как правило, возливали горячительное.

Постепенно это вошло в привычку, и Сашка стал всё больше и больше хмельной жизни той отдаваться. Не особо стеснялся он своих, привычных теперь состояний и на всём глазу жильцов того заведения и даже своего надзорного начальства. За что от последнего получал всё более и более грозные предупреждения.

Ко всему, если раньше он сносил весьма вызывающе-хамоватое, поведение окружающей уголовной публики, то теперь стал реагировать на него весьма остро. Случилось даже несколько раз подраться с особо буйными представителями на редкость спаянных местных компаний.

Новоиспечённый же приятель его был в тех компаниях своим, надо сказать, парнем и потому от Сашки он постепенно стал отдаляться. К тому же, вскоре нашего героя перевели жить в другую комнату, так что, ещё как надо не окрепшие их дружеские контакты теперь совсем прекратились.

Перевели же его в новую комнату вместе с теми двумя бывшими шоферами, с одним из которых Сашка впоследствии очень сдружился. И хотя тот на десяток лет был старше Сашки, но спокойный его характер, начитанность и увлечение музыкальным сочинительством, тянуло любознательного парня к общению с тем, весьма необычным для данного места человеком.

Евгений, как звали нового товарища, был человеком творческим, – играл на баяне, сочинял музыку, в основном к песням на стихи Сергея Есенина. Причём, к песням уже популярным, но переиначивая мотив их на свой лад. Сашка, конечно, не был специалистом в песенной музыке, но обычно хвалил те песни в исполнении соседа, – они ему нравились. Был у Евгения и ещё один, можно сказать, талант. Но об этом чуть позже.

Евгений тоже не равнодушничал к алкоголю и постепенно парень стал в новой дружбе ещё больше в ту пагубную привычку залезать.

Была у Евгения и ещё одна сомнительная привычка: любил он побаловаться не слабым чаем, то есть по местному сленгу – «чиферить». К счастью Сашка, хоть иногда и потреблял новое зелье за компанию с товарищем, к сей привычке большой тяги не заимел.

Проживал в комнате и ещё один осуждённый. Был он намного старше Сашки и к тому же не очень общительный и потому парень с ним сколь-нибудь тесных отношений не завёл.

На какое-то время приглянулся ему и ещё один кандидат в товарищи, из соседней комнаты – молодой парень Серёга. Получил он свой срок за поджёг деревенского дома. Поступок же тот он совершил, якобы, в отместку хозяину за его оскорбительные в свой адрес высказывания. Этот парень чаще всего проводил время в одиночестве, в прогулках где-нибудь на природе, поодаль от суетных городских мест.

В ту пору как раз подошло грибное время и, имевший с детства к собирательству лесных даров большую любовь, Сашка решил как-то взять этого спокойного по всему человека для такого дела в напарники.

Грибов они тогда хорошо набрали, – и подберёзовики и подосиновики и белые попадались хоть куда, и скоро сумки парней оказались набитыми под завязку. Но перед выходом из леса на поле Сашкиному партнёру вдруг захотелось сделать привал и почему-то он стал готовить для того небольшой костёр. Сашка не возражал и помог собрать дрова товарищу. Скоро огонь заплясал у ног, присевших на отдых, приятелей. Но Сашка, не скрывая удивления, всё же спросил у напарника: – С чего это тебя на костёр вдруг потянуло – ведь вроде совсем не холодно. На что тот к ещё большему удивлению парня сказал: – Огонь всегда мне приятен, даже в жару, и была бы на то моя воля, я бы весь лес этот сейчас спалил.