Страх душил генерала, делал его слабым и беспомощным. Мысли путались, рационально рассуждать не получалось – какие-то невнятные обрывки по ситуации. Кабинет огромный… Ближе не приглашают, а это плохо… Очень плохо! Если у самого стола есть шанс среагировать и попробовать отнять пистоль… Генерал проворен, имеет хорошую подготовку, не всегда ведь в высоком кресле сиживал… Хотя… Страх и в самом деле убивает рассудок. Какой смысл? Если даже удастся отнять оружие: один хрип – и мгновенно изрешетят «телки», чутко слушающие под дверью. Так что все – бессмысленно…

– Тебе что, нечего сказать?

Применительно к Старику методика «взгляда гуру» почему-то не работала. Взгляд генерала срывался с переносицы Вождя, как альпинист с обледеневшего уступа, падал в омут выцветших рыбьих глаз и мгновенно тонул там, захлебываясь от ужаса и безысходности. Пытка «гляделками» продолжалась недолго: не выдержав, генерал отвел взгляд и со слезами в голосе прошептал:

– Виновен…

– Виновен, – спокойно кивнул Старик, словно был готов к такому признанию. – Так я и думал…

Старик задал ряд вопросов по существу. Вопросы были сформулированы предельно четко и конкретно, оставалось только отвечать в режиме «да – нет». Врать в глаза Старику было невозможно: не в том был состоянии сломленный духом генерал, чтобы дерзнуть на такое…

И потому Игорь Викторович буквально за минуту сдал себя с потрохами.

– Так я и думал, – подтвердил первоначальный диагноз Старик. – По-другому получиться и не могло…

Долив в бокал коньяка, хозяин кабинета сделал добрый глоток и уставился в окно. Удивительно, но в глазах Старика не было ни смертной тоски, ни горечи, ни даже нормальной человечьей обиды.

Странно… Неужели нет никаких эмоций по поводу того, что твой питомец и ученик, можно сказать, твоя надежда и опора, признался, что предал тебя и подписал тебе смертный приговор, не спросив на то твоего соизволения?

Совершенно верно, генерал умел читать во взгляде Вождя. Сейчас в этом взгляде не было даже намека на какие-то оттенки скорби и горестные эмоции. Вождь размышлял, напряженно и сосредоточенно: генералу даже казалось, что процесс этот проходит на фоне характерного звука, сопровождающего обычно работу шестеренок старого надежного арифмометра, которому ввиду отсутствия электронной начинки и каких-либо намеков на компьютерную составляющую не страшны ни вредоносные вирусы, ни отсутствие питания.

Да уж… Этот старый арифмометр до сего момента ни разу не давал сбоев и никогда не допускал ошибок…

Прекратив размышлять, Старик вернул свое тягостное внимание генералу и… взял со стола пистолет.

Генерал машинально зажмурился и перекрестился.

Ну вот и все. Неужели ошибся?!

– Не крестись без повода, – сурово поправил Старик. – Не трясись, не трону. Надо бы, конечно, грохнуть тебя, иуду… Но Семье без тебя сейчас не выжить. Понимаешь, о чем я говорю?

– По… – у генерала пересохло во рту, слова, казалось, застревали в глотке и не хотели выходить наружу. – Гхм-кхм… Да, я… я все понимаю…

– Трудно тебе придется, – покачал головой Старик, любовно оглаживая затейливую инкрустацию. – Очень трудно. Ты сейчас как сапер: одна ошибка – и всему конец. А тебе конец – и Семье крах. Так что смотри, постарайся не ошибаться. Ты меня понял?

– Да, я… я все понял.

– Смотри, распорядись с умом, – тут Старик зачем-то похлопал себя по груди. – Большая сила, страшные возможности. Не навреди.

– Да-да, я все понял. Я постараюсь…

Вот этот последний жест Игорь Викторович совершенно не понял: не в том был состоянии, чтобы все схватывать на лету – но сама суть происходящего была ему в полной мере ясна. Сейчас, в его присутствии, свершалось великое самопожертвование, недоступное пониманию большинства современных мелкопоместных князьков, мнящих себя великими злодеями и вершителями судеб. Старик создал клан с нуля, вывел его из низов на самую вершину и относился к нему именно как благодетельный и рачительный отец относится к Семье. Иными словами, он был готов пожертвовать собой, чтобы сохранить клан. И уж понятно, что вопрос о том, покарать отступника или оставить в живых ввиду того, что от него сейчас зависит судьба Семьи, в связи с вышесказанным был решен опять же в пользу интересов клана.