Примерно в это же время вернулся молодой муж Салли Клэпкотт, история которого оказалась не менее ужасной: в их корабль попала торпеда. К счастью, ему, как и Гарту, удалось выжить. Но самое страшное – мы все знали, что и ему, и Гарту вскоре предстоит вернуться в свою часть и их снова отправят воевать на континент.

Жизнь в Челси, если не считать нехватки продовольствия, затемнения, заграждений из колючей проволоки, мешков с песком и выросших повсюду бомбоубежищ, не сильно изменилась. Я отправила матери в Плимут письмо, описав тот кошмар, который довелось пережить Гарту. Он с особой теплотой отзывался о гостеприимстве жителей моего родного города, щедро распахнувших двери, чтобы принять у себя полуодетых, усталых и голодных солдат. Позже мы узнали, что четыре пятых Британского экспедиционного корпуса удалось спасти и вывезти с материка. Но я не могла перестать думать о несчастных парнях с «Ланкастрии» и не могла больше выносить популярный мотив «Roll Out the Barrel», звучащий на каждом углу.

В те напряженные, полные тревоги дни, когда шла эвакуация войск из Дюнкерка, нам приходилось заниматься подготовкой к эвакуации юных лондонцев. Более шестисот тысяч детей были вывезены из города осенью 1939 года, однако затем многие приехали обратно. Авианалетов, которых все опасались, так и не было, а малыши и родители соскучились друг по другу и начали потихоньку возвращаться домой. Адмиралтейство сообщило, что 228 британских военно-морских кораблей и 625 гражданских судов, участвовавших в операции по спасению в Дюнкерке, перевезли более 335 тысяч человек и что шесть эсминцев и двадцать четыре малых боевых корабля были потеряны. Операция завершилась 5 июня 1940 года, а несколько дней спустя «Таймс» опубликовала длинные списки погибших и пропавших без вести. Воскресным днем 9 июня я прогуливалась по набережной вместе с моим женихом Ричардом и старшей дочерью Кэтлин – Энн. Нас обогнал мужчина, с которым мы познакомились на волонтерских учениях, он служил в пожарной бригаде. Завидев меня, мужчина крикнул на ходу: «Они скоро будут здесь! Встретим их как полагается!»

– Кого? – крикнула я в ответ.

– Лодки! Один из наших пожарных катеров тоже был в Дюнкерке.

Новость быстро облетела всю округу, и мы поспешили к Вестминстерскому мосту. Там уже собралась большая толпа. И вот на реке появились маленькие потрепанные лодчонки с грязными облупившимися боками, словно невзрачные креветки на лотке у торговки. Я видела их скопление в гавани Дувра. Сейчас они растянулись по всей Темзе. Толпа взорвалась возгласами ликования. Героев приветствовали на всех мостах.

Лодки шли небольшими группами, по две-три, их тянули за собой буксиры. Прекрасное зрелище, от которого перехватывало горло, а к глазам подступали слезы. Я помнила, как они стояли в переполненной Дуврской гавани – отличная мишень для вражеской авиации, – а теперь наблюдала за их скромным, почти незаметным, возвращением к родным причалам после всех опасностей, которым они подверглись, чтобы доставить наших мальчиков домой. Я поделилась впечатлениями с Томом Бейнсом, увидев на следующий день, как он чистит свое суденышко возле пристани.

– А чего вы ожидали? – пожал плечами Том. – Победные флаги нынче вывешивать нельзя – война. Откровенно говоря, нам, как и нашим мальчишкам, хотелось одного: поскорее добраться до дома и завалиться спать.

Июнь, обычно самый веселый и светлый месяц, начавшийся в этом году с трагедии в Дюнкерке, завершился событием, о котором я уже упоминала и в котором виделись еще более мрачные предзнаменования: была объявлена новая эвакуация детей, продолжавшаяся почти неделю. На вокзалах вновь можно было наблюдать знакомую картину: толпы маленьких пассажиров, отважно улыбающихся и горько плачущих, отходящие поезда и машущие вслед родители. Но на этот раз настроение было гораздо тревожнее: угроза, нависавшая над нами черной тенью, омрачала сердца тех, кто еще полгода назад посмеивался над принимаемыми мерами; теперь все с беспокойством задавались вопросом, к чему приведет стремительное продвижение гитлеровских войск в Европе? А что, если Франция падет? Немцы пойдут на Англию? Нет, это немыслимо, Франция никогда не отступит. Разве французы не победили Германию в минувшей войне? Разве не были они самой воинственно настроенной нацией?