«Может, ты поступил с сыном слишком сурово? Нет! Сын не имел права бросать своего господина, еще и близкого родственника, в беде! Но если врагов было бесчисленное множество? Что тогда? Тогда бы Айдарбек погиб, а вслед за ним и Тогрулом был бы убит Узбек, твой внук, твоя кровь!

Выходит, сын прав. Но как же черкесский кодекс чести? Он говорит другое».

Всю ночь князь не мог найти в своей душе примирения. В час, когда забрезжил рассвет, Елбаздук твердо решил, что ситуацию нужно воспринимать такой, какая она есть, воспитывать внука по черкесскому кодексу чести, готовить его к трону, а там Аллах, великий и мудрый, подскажет выход. А сын? Не может быть такого, чтобы его сын мог простить своего кровного врага!

Князь поднялся, размялся, привел себя в порядок и пошел будить внука.

Узбек вскочил сразу, как только дед вошел в комнату, начал быстро одеваться.

– Не торопись, мой хан. Здесь ты в полной безопасности и не нужно полностью одеваться, сейчас мы сделаем разминку, умоемся, вот тогда облачимся в подобающие для завтрака одежды. Если хан не возражает, я хотел бы после завтрака подумать о наших будущих делах. – Елбаздук говорил спокойно, но настолько твердо и уверенно, что маленький Узбек не мог возражать.

Смерть отца, быстрый и тяжелый переход через бескрайнюю степь в горы, разлука с матерью безмерно потрясли мальчика, душа его искала защиты и опоры, а этот осанистый джигит в расцвете сил, как никто, подходил для роли защитника.

За завтраком внук познакомился с бабушкой. Красивая, стройная, начинающая седеть женщина двигалась плавно и величаво, но все у нее получалось так быстро и ловко, что Узбек поневоле залюбовался на нее.

Она красиво резала сыр, накладывала на тарелки пшеничную кашу, наливала молоко, все было очень вкусно, приятно, и волнение в душе мальчика рассеивалось и улетало, поднимаясь куда выше самых высоких вершин Кавказа.

Позже дед знакомил внука с усадьбой, стоящей на берегу бурной горной речки. Двор усадьбы был обнесен забором из высоких тонких кольев, в центре сакля, крытая соломой, хлев, амбар, погреб и, конечно, конюшня. Скот уже выгнали на пастбище, несколько работников наводили порядок в хозяйственных помещениях, утренняя суета во дворе постепенно стихала, солнце поднялось выше гор. Оба хозяина, пожилой и совсем юный, вышли за ворота, не спеша пошли вверх по речке, которая пела радостную, чистую, веселую, как и ее вода, песню. Воздух бодрил, пьянил, наполняя души людей ароматом цветения горных трав и кустарников.

– Внук мой, – вкрадчиво обратился дед, – тебе уже десять лет, ты родился и вырос в степи, воспитывался и жил по ее законам, ты правнук Великого Чингисхана, но ты и мой внук, внук черкесского князя Елбаздука. Каков я, ты узнаешь сам, у нас, горцев, говорить о себе не принято, еще не принято у нас воспитывать сыновей в своем доме, мы отдаем наших детей на воспитание своим дворянам-узденям, тогда во время воспитания не проявится слабость и жалость отца по отношению к своему ребенку, ибо в основе нашего воспитания лежит твердость, неукоснительность, жесточайшая дисциплина в познании всех наук. Ты мне не сын, твой отец Тогрул должен был бы сам выбрать тебе воспитателя, но он оставил этот мир, потому я могу предложить себя и стать твоим воспитателем-аталыком, если вы, конечно, не против, мой хан.

Елбаздук про себя имел в виду и то, что никто здесь, в горах, не должен знать, кто такой Узбек, что он его внук, привезли мальчишку на воспитание, вот и все, дело в горах обычное. Узбек долго молчал, не зная, что ответить. Он думал: быть воспитанником деда дело само собой разумеющееся, но еще не осознавал своего высокого положения по рождению, не был знаком с черкесским кодексом чести, где независимость, доблесть и уважение имели самую высокую цену.