– Ну да. И все же? Я тебе не говорил, где временно обитаю. Могла бы просто позвонить, если дело срочное.

– Мне обязательно надо видеть твое лицо при разговоре. И вообще соскучилась. А за конспирацию не волнуйся. Надеюсь, товарищ полковник, ты не забыл, что я тоже сотрудник ФСБ? Только званием пониже и за штатом.

– Не забыл. А ключ где взяла?

– Проснись. Там же, где всегда берешь и ты. Для встречи с источником, то есть с тобой, Саша. Ладно, хватит играть в пинг-понг. Лучше открой Бахчисарай.

Еще не разведенные супруги, конечно же, не могли не поцеловаться. Сложные отношения между ними продолжали оставаться высокими. Это всего лишь фигура речи, но она соответствует истине.

Ясенев занялся делом, то есть отвинчивал пробку и резал лимон, а Лиза сказала:

– Ты забыл дальнейшие строчки, а я напомню. Это стихотворение, Саша, ты написал двадцать пять лет назад и посвятил мне. В школе в спортзале накануне как раз случился пожар. Кстати, не ты ли с другими обормотами и поджег, чтобы насолить физкультурнику?

– Что ты! Это был мой любимый предмет. После начальной военной подготовки. Помню, в то утро я боролся с пламенем, как молодой лев…

– Как бог огня Гефест, – поправила она. – Звери бегут от пожара, теряя тапочки.

– Хорошо. А Прометей подходит?

– Не тянешь, Саша. И он плохо кончил. Цирроз печени. А его огонь людям не пригодился. Только хуже стали.

– Ладно, пусть Гефест. Пока не приехали пожарные, которых ты и вызвала. Так что же я тогда написал?

– А вот что…

– Да неужели это я сам написал? Не Фет? И ты запомнила?

– Ты, ты, Полуфет этакий. А запомнила, потому что просто сегодня днем наводила в квартире порядок, нашла старые бумаги и прочитала.

– Надеюсь, выбросила в мусорное ведро?

– Ну что ты. Повесила на стену в рамке. Ладно, поэтический вечер закончен, перейдем к прозе.

Они пригубили коньяк, согрев его в ладонях.

– Я рад тебя видеть, Лиза, честное слово, – сказал он.

– А я тебе верю. Потому что тоже рада.

Она была также красива, как и та девушка, повстречавшаяся ему не так давно в Анголе на алмазной выставке. Только у той было преимущество в возрасте. А так очень похожи. Цветом глаз, точеными фигурами, изящной внешностью, даже шутливым тоном в разговоре и серьезностью, когда надо. Только одна брюнетка, а другая – блондинка. Он не сравнивал их, просто констатировал факт. А молодость – преходяща. Зато верность в любви – редка.

Пару раз Ясенев был в аудитории МГИМО, где профессор Гончарова за кафедрой читала студентам лекции по истории дипломатических отношений. Он всегда поражался её глубоким знаниям, ораторскому мастерству, остроумию и умению с первых минут завладевать вниманием молодых людей. Студенты слушали её завороженно.

Она обрушивала на них волны интересных фактов, исторических курьезов, неизвестных деталей, и всё это было столь ново, что хотелось слушать дальше. Цитировала по памяти к месту классиков мировой литературы, поэтические строфы, вынимала из папки, как иллюзионист в цирке, редкие архивные материалы. А к тому же, на неё было просто приятно смотреть. И она мало чем отличалась внешним видом от своих студенток. Больше тридцати не дашь.

– Ты не помнишь, кто из нас первый придумал эту идею с разводом? – спросила вдруг Лиза. – И почему?

Александр на несколько секунд задумался.

– Кажется, ты. Но точно не я. А вот почему – не знаю. Может, сама ответишь?