Он выплевывал слова, ноздри его раздувались, словно от неприятного запаха.

– Заставляла работать на износ – что бы я ни делал, как бы ни старался, ей все было плохо.

Втроем они жили в ржавых машинах, под мостами – где угодно, только чтобы укрыться от холода и дождя, а заодно от полиции. Тейлора не раз ловили на продаже самогона, и он постоянно был в долгах. Папа рылся в помойных баках в поисках пищи. Семейство Кроу переезжало из города в город в поисках работы, стараясь как-то выжить.

Когда рассказ доходил до того, как мать убила его отца, папин голос становился хриплым. Элла-Мэй, устав от постоянных побоев, отравила мужа, подсыпав ему в еду крысиный яд. Очень скоро у двенадцатилетнего Терстона появился отчим и двое сводных братьев – «трое последних засранцев из всех чероки, каких когда-то носила земля». День, когда ему исполнилось восемнадцать и он поступил служить на флот, стал для него самым счастливым в жизни. Он ел каждый день по три раза и вскоре набрал пятнадцать килограммов.

Дальше начинались истории, которые мы любили больше всего. Отец рассказывал, как они сбивали над Тихим океаном японских летчиков-камикадзе, пытавшихся потопить их авианосец. Все эти сукины дети находили смерть в холодных океанских водах.

Папа рисковал жизнью. Он был очень храбрый.

Рассказывая о материнской ветви семьи, папа говорил, что она тоже индианка, потому что родилась в Кване, в Техасе – городке, названном в честь великого индейского вождя Квана Паркера. Мама подтверждала его слова. Она еще помнила, как сын того вождя проезжал мимо их дома в индейском головном уборе на своем мощном пегом коне.

У Далтонов были голубые глаза, золотисто-рыжие волосы и такая белая кожа, какой я ни у кого больше не видел. И Лонни, и Сэм, и я пошли в их породу. Мы отличались от остальных индейцев в резервации и от тех, которых показывали по телевизору. Мы были бледнолицые. Многие чероки белые, как призраки, говорил отец, и они носятся быстрей кавалерии и даже самого ветра.

Мама тоже ненавидела свою мать. Мэри-Этта несколько раз уходила от мужа, Джона-Бена, и таскала дочь по всему Техасу из одного убогого мотеля в другой, заставляя драить туалеты и ждать ее, пока она ублажала кого-нибудь из постояльцев. Супруга Мэри-Этта прямо-таки терпеть не могла. Он не сумел сохранить их ранчо во время Великой депрессии и тем самым обрек семью на нищету. Мама говорила, что тоска преследовала ее с самого детства, как и остальных членов семьи.

Даже в свои четыре я чувствовал, что родители что-то от нас скрывают. Когда отец распалялся, кое-какие детали в его рассказах менялись и становилось понятно, что в них многого не хватает, а кое-где проскальзывает ложь. Однажды ночью, выйдя из ванной, я услышал, как родители что-то говорят у себя в спальне, и подкрался поближе к их двери. Они не особенно скрывались, поскольку не подозревали, что их могут подслушать.

Это сыграло мне на руку, потому что с ушами у меня были проблемы, особенно с левым. Отец не доверял «этим недоучкам докторишкам» и прошлым летом, когда у меня поднялась температура и уши воспалились, сказал, что они сами пройдут. Однако получилось по-другому, и теперь мне пришлось крепко прижаться ухом к двери спальни.

Мама говорила что-то про парня по имени Джордж, который хочет убить отца. Мне это показалось какой-то бессмыслицей. Отец – герой войны, он сражался с японцами. Кому надо его убивать? Но, послушав еще, я начал понимать, что она имеет в виду.

Маме было пятнадцать, а отцу девятнадцать, когда они впервые встретились в Лос-Анджелесе сразу после войны. Брат мамы Билл работал вместе с отцом и познакомил его с сестрой в домике семьи Далтон в трейлерном парке, принадлежавшем Клео Коулу. Отец говорил, что мама была самой красивой девушкой, какую он видел в жизни, и он сразу же понял, что хочет жениться на ней.