Проходя, Ерохин услышал гулкий бас Полежаева в открытую дверь.

– Тамара, ты в правду веришь, что можно чем-то до смерти напугать столько народу?

Тут Ерохину пришла интересная мысль. Он зашёл. Уставшая Тамара пыталась что-то ответить. А Полежаев, узрев Ерохина, откинулся на спинку и вызывающе развалился в кресле.

– Всё это надёргано под требуемый результат. Теперь мы совсем заплутаем в лабиринте. И не подступимся к реальным делам.

– На тебе дело. – Ерохин протянул кожаную папку, только что полученную в кабинете Можайского. – Реальное. Как ты хотел.

Взяв папку, Полежаев сбросил ноги с подножки кресла, и перекинул обложку.

– Что здесь?

– Двойное убийство в Пулково. С похищением бортового самописца.

Взгляд Полежаева бегал по строчкам. Широкий палец перевернул лист.

– Тут же даты вчерашние… Почему нам?

– А вот так. Больно дело склизкое. Прокурорские перебросили фээсбэшникам. А те сходу вспомнили о новом подразделении.

– Да-а, – Полежаев машинально лизнул палец, шаркнул листом, почитал и поднял глаза на Ерохина, – Реальные убийства. Это же наш профиль.

– Вот ты, Юр, и займись. Теперь это твоё дело.

Загрузка Полежаева означала его удаление от первого дела. И давала надежду на угасание раздора.

Серое ненастное утро. Лежать бы и дремать. Под одеялом. С головой. Кабы не треклятый будильник!

Завтракал Ерохин (впрочем, как и ужинал) в кафе общаги. Прилично и недорого.

Одолев омлет с грибами, он растянул удовольствие чашкой кофе. Бросил скомканную салфетку на блюдце. Хлопнул себя по куртке.

Малтфон забыл. Придётся вернуться.

Зашёл к себе. Взял малтфон.

На выходе помялся, одолеваемый неясным чувством. Никогда не соблюдавший примет, Ерохин заставил себя глянуть в зеркало. Решительно вышел, закрыв дверь.

Майор не подозревал, что в уютную общагу с манящим запахами кафе, он больше не вернётся.

Этим утром Ренат не включал компьютер. Разложив лист двойного формата (в мусорном ведре уже валялись три скомканных), он вырисовывал кружки с линиями и стрелочками между ними. Полежаев проскочил мимо, остановился, и шагнул назад (видимо для большей театральности). Склонив голову, он уставился в лист.

– Ну, что, Пинкертон? Ты бы развесил портретики, – Он махнул в сторону коричневой доски, сиротливо пустующей рядом с настенным экраном. – Что бы всё было как в сериалах.

Хабибуллин молча скомкал лист. Выложил чистый. Поднял глаза на Полежаева.

– Вот скажи, Юр, – В это время вошёл Варёный. Ренат продолжил к обоим:

– Может ли в наше время существовать секта или тайная организация, проросшая в общество?

Варёный удивлённо поморщился. Полежаев хмыкнул и вальяжно развалился в кресле.

– Я смотрю, этот Климов подкинул вам уголька в топку.

В последние дни он перешёл от неприятия к подтруниванию. С позиции наблюдателя. А новым делом, к которому подключил свою хвалёную агентуру, намеревался открыть счёт в партии с начальником.

Варёный присел напротив, поставил локти на стол, сцепив ладони домиком. – Ренат, ты сейчас о тех двоих, из списка? …Так был же ответ. Общество солнцепоклонников не обнаружено. …Там ещё бог какой-то… древнегреческий.

– Древнеегипетский, – поправил Ренат.

– Атон! – Полежаев вскинул глаза и поднял ладони. Затем довольно осклабился, – Это из ответа сектантского отдела. Ренат, ты не доверяешь отделу полковника Серикова?

– Я пытаюсь рассмотреть под другим углом. – Ренат подвинул к себе планшет. – Это я к вопросу: за что их всех устранили? Кому помешали? Они что, депутаты, журналисты, банкиры или промышленники? Вот: два медработника, охранник, эксперт кадрового агентства, офицер-пограничник, экспедитор, – возбуждённо перечислял Хабибуллин известные факты, – За что их устранять так мудрёно? – Он сделал вопросительную паузу, – А вот если все они были членами какой-то секты, – он покрутил пальцем в воздухе.