Ну и вопрос!

Что я Господь бог? Что я могу гарантировать, когда ЗРК может выйти из строя в любой момент – «сдохнет» какая-нибудь лампа типа 6Ж1П?

Электровакуумных приборов установлено в комплексе более тысячи! Всю предыдущую ночь мы устраняли лавиной высыпающиеся неисправности на станции наведения ракет.

Она «рассыпалась» на глазах….

А если вдруг заглохнут дизеля? Да мало ли что ещё может произойти?

Но жизнь меня уже пообтёрла и я доложил Бильчанскому:

«Товарищ полковник! Параметры станции наведения ракет настроены и находятся в пределах допусков. Зенитно-ракетный комплекс готов к выполнению боевой задачи – боевым стрельбам».

А что я ещё мог сказать?

За тридцать минут до начала аттестационной комиссии, всех командиров «выдвинутых» на должность, полковник В* построил в коридоре перед приёмной комкора – генерала Акчурина Расима Сулеймановича.

В строю стояло около десятка старших офицеров.

Мне В* приказал встать в шеренге последним, так как капитаном был только я один. Громко так чтобы слышно было каждому он восклицал:

«Ты, Рыжик, пойдешь последним по списку. Не сомневаюсь, к тебе будет много вопросов, а вот сможешь ли ты ответить – это вопрос» – этой фразой он меня окончательно «добил» и расстроил.

Сколько придётся стоять пока пройдёт вся шеренга выдвиженцев и трепать себе нервы неопределённостью? Зачем построили раньше на полчаса? Для чего такой запас времени?

Вскоре всё стало понятно.

В* продолжил дело, начатое в кабинете – теперь он внушал «оптом» стоящим свою значимость: ему обязаны своим выдвижением все присутствующие, а в корпусе он главный вершитель судеб.

Он двигался перед шеренгой, как винокуренная кадь двигалась по улице, но мне уже было не до смеха.

Больше того – я совсем не слушал начальника отдела кадров, а внутренне готовился к разговору с комкором, шарахаясь от одного возможного вопроса к другому…

В размышлениях время пробежало быстро.

Я заметил, как В* вдруг обмяк, и засеменил, всё больше и больше пригибаясь, к кабинету командира корпуса.

Все видели, как «главный вершитель судеб» из приёмной нежно поскребся в дверь кабинета генерала Акчурина.

На лице, вместо властной, В* вылепил жалостливую улыбку плебея. Голова и задница его были на одном уровне, образуя сообщающиеся сосуды. Он не входил, а по-рабски, казалось на четвереньках, вползал в кабинет. Как только задняя часть начальника отдела кадров покинула нас, скрывшись за массивной дверью, я понял:

– «Началось!».

Несколько минут и из кабинета появилась… задница В*, потом всё остальное – он выходил от комкора, пятясь задом.

Затем развернулся и, распрямляясь на ходу, побежал к нам, крича:

– «Рыжик! Рыжик! Ты первый заходишь на комиссию!

Бегом! Тебя давно ждёт генерал-майор! Скорее!».

Он испускал такие крики, которые можно услышать только на пожаре, но меня они не испугали – я уже был готов и внутренне собран.

– «Разрешите войти?».

– «Входите».

Большой, просторный кабинет. Старинный стол буквой «Т», за ним генерал Акчурин.

По бокам стола заместители – три генерала.

Сбоку от входа ещё один стол – за ним смирно сидят полковники – начальник тыла и начальники родов войск корпуса: авиации, зенитно-ракетных и радиотехнических.

Полная тишина. Пауза.

Выстрелом звучит вопрос Акчурина:

– «Рыжик, так что ж Вы там натворили? Почему произошло убийство солдата?».

Обескураживающе….

Ни тебе ни здрасте, ни как дела….

Я заговорил:

– «Товарищ генерал-майор! Из-за грубого нарушения

положений устава гарнизонной и караульной службы рядовой Поздеев находясь на посту…»

– Генерал перебил меня вопросом:

– «Товарищ капитан! Здесь сидят серьёзные люди, которые прошли трудную, армейскую школу. Неужели Вы думаете, что мы не знаем того, что причиной всех чрезвычайных происшествий является нарушение устава?