• «Мадам де Сталь (1766–1817) – сенсационнейшая фигура тех лет… Хотя мадам обладает пышными округленными формами, якобы говорящими о поэтическом складе натуры, она являет собой самое диковинное чудище, которое только доводилось видеть… Жёлтая шляпа на чёрных кудрях, лавровая ветвь в руке, горящие глаза на лоснящемся грубом лице – всё это выглядит весьма необычно…» (из книги О. Шервина «Шеридан», СССР, 1978 г.);
• К необычным явлениям женской натуры современники относили увлечение Жорж Санд (1804–1876) чисто мужскими видами спорта – стрельбой, ездой верхом и фехтованием. Общественное порицание вызывала её привычка ходить в мужской одежде. «Одержимая мыслью о рабском положении женщины, – комментирует А. Моруа, – она хотела избавиться от него, изменив имя и весь свой облик… Она ставила в мужском роде все прилагательные, которые относились к ней…» (из книги «Лелия, или Жизнь Жорж Санд», Франция, 1952 г.);
• «Сама себе Зинаида Гиппиус (1869–1945) нравилась безусловно и этого не скрывала. Её давила мысль о своей исключительности, избранности, о праве не подчиняться навыкам простых смертных… И одевалась она не так, как было в обычае писательских кругов, и не так, как одевались «в свете» – очень по-своему, с явным намерением быть замеченной. Платья носила «собственного» покроя, то обтягивавшие её, как чешуей, то с какими-то рюшками и оборочками, любила бусы, цепочки и пушистые платки. Надо ли напоминать и о знаменитой лорнетке? Не без жеманства подносила её Зинаида Николаевна к близоруким глазам, всматриваясь в собеседника, и этим жестом подчёркивала своё рассеянное высокомерие. А её «грим»! Когда надоела коса, она изобрела прическу, придававшую ей до смешного взлохмаченный вид: разлетающиеся завитки во все стороны; к тому же было время, когда она красила волосы в рыжий цвет и преувеличенно румянилась («порядочные» женщины в тогдашней России от «макияжа» воздерживались). Сразу сложилась о ней неприязненная слава: ломака, декадентка, поэт холодный, головной, со скупым сердцем. Словесная изысканность и отвлечённый лиризм Зинаиды Николаевны казались оригинальничанием, надуманной экзальтацией…» (из воспоминаний С. Маковского «Портреты современников: На Парнасе «Серебряного века», российск. изд. 2000 г.). «Гиппиус была не только поэтессой по профессии. Она сама была поэтична насквозь. Одевалась она несколько вызывающе и иногда даже крикливо. Но была в её туалете все-таки большая фантастическая прелесть. Культ красоты никогда не покидал её ни в идеях, ни в жизни. Вечером, опустивши массивные шторы в своем кабинете дома Мурузи на Литейном (Петербург, 1900 – 1910-е гг.. – Е. М.), она любила иногда распускать поток своих золотых сильфидных волос. Она брала черепаховый гребень и проводила им по волосам, вызывая искорки магнетического света. Выло в этом зрелище что-то предвечно упоительное…» (из Воспоминаний А. Волынского «Сильфида», российск. изд. 2007 г.). «…Она была в белом своём балахоне… Поражали великолепные золотокрасные волосы, которые распускать так любила она перед всеми, которые падали ей до колен, закрывая ей плечи, бока и худейшую талию… и на шее её неизменно висел чёрный крест, вывисая из чёток; пикантное сочетание креста и лорнетки, гностических символов и небрежного притиранья к ладони притёртою пробкою капельки туберозы-лубэн (ею душилась она), – сочетание это ей шло; создавался стиль пряности, неуловимейшей оранжерейности изысканной атмосферы среди этих красно-кирпичных, горячих и душащих стен, кресел, ковриков, озаряемых вспышками раскалённых угляшек камина, трепещущих на щеках её…» (из книги А. Белого «Воспоминания о Блоке», российск. изд. 1995 г.);