– Джейсон, по-моему, ты очень груб с Оливией, – говорила она, – Очевидно, что девушка испытывает к тебе романтические чувства.

– А ещё к Паоло Рамиресу, Ричарду Смиту и остальной кучке парней, отцы которых являются акционерами крупных предприятий.

– Семья Бон тоже не из бедных, – парировала мачеха, – Неужели ты думаешь, что Оливия настолько меркантильна? Она может позволить себе всё, что только заблагорассудится и не тебе судить о её поведении.

– Извини, но не я был, застигнут врасплох в одной из кают вместе с Тоби Беннетом, – спокойно отвечал Джейсон.

– Она никому не давала клятв и может вести себя как угодно! – не сдавалась Грейс.

– Я прошу лишь об одном: не нужно навязывать человека, который мне противен до оскомины на зубах.

– Поживём-увидим. Жизнь она ведь такая непредсказуемая…

Грейс обожала говорить загадками, тем самым придавая своей личности ореол значимости. Давно понявший её сущность, Джейсон не обращал на эти слова ровно никакого внимания.

– Джей, о чём ты задумался? – Сара одёрнула его за рукав и пристально посмотрела в глаза.

– Да вспомнил последний визит мисс Бон в наш дом. Как нелепо она тогда выглядела, – ответил он и усмехнулся.

– Почему? – непонимающе спросила Сара, – Оливия несёт себя словно богиня, и всегда великолепно выглядит!

– Дело не во внешнем виде Сара. Наверное, ты ещё настолько юна, что не замечаешь многого, – попытался объяснить ей Джейсон, – На правах старшего брата, я смело могу заявить, что от таких как Оливия, нужно держаться подальше.

– Совсем не убедил братец. Оливия прекрасна, и я не устану это повторять!

– Будь, по-твоему, – ответил он и, рассмеявшись тут же осекся. Растерев руками больную ногу, он слабо поморщился и по привычке осмотрел правую брючину.

– Всё ещё болит да? – участливо спросила Сара и присела перед ним на корточки, – Ведь прошло много лет, наверное, рана уже не должна о себе напоминать?! Надо сказать, папе, чтобы отвёз тебя в госпиталь на осмотр!

– Сара не беспокойся, всё хорошо! – заверил он её, – Просто иногда бывает ощущение, будто простреливают кость, а вообще честно признаться, она давно не болит. Я привык к своей участи и научился быть хромоножкой.

– Джейсон я так мечтаю, чтобы ты начал ходить как прежде! – сказала Сара и сложила ладони в молитвенном жесте.

– Я не теряю надежды и верю что, когда-нибудь мы с тобой сможем вновь поиграть в прятки, – ответил он и едва коснулся кончика носа сестры.

Она снова села рядом и серьёзно спросила:

– Скажи, на войне и правда очень страшно? – при этом вопросе глаза её расширились ещё больше, и стали похожи на блюдца из их лучшего, семейного сервиза.

– Страшно Сара, – ответил он и приобняв её притянул к себе. Сара положила голову на его крепкое плечо и уставилась взглядом на залив. – Любая война-это смерть! Страшная, глупая, неизбежная! Она навсегда оставляет отпечаток в душе тех, кто побывал там… в тех окопах… смотря в безразличные глаза смерти. Если ты помнишь, мне тогда исполнилось восемнадцать и я, ощущая себя безгранично взрослым и самостоятельным, ринулся на призывной пункт. Меня распределили на западный фронт, и мы оказались в самом пекле. Враг окружил нас в котёл и начал палить из огнемётов. Я считаю себя счастливчиком потому, что смог выбраться тогда из того ада лишь с раздробленной ногой. Мне до сих пор по ночам снятся боевые стычки и то обжигающе-рваное ощущение в правой ноге. Я думал, что умер и уже жарюсь в чистилище. Полевой доктор, оперировавший меня, сказал с усмешкой: «Что парень навоевался? Езжай-ка ты домой!» После этих слов я больше ничего не помнил, лишь, когда пришёл в себя мне сообщили, что почти все мои однополчане погибли в той схватке, а на моё имя пришёл приказ о списании ввиду серьёзного ранения. И вот так я стал ветераном-инвалидом в неполных девятнадцать лет, – со вздохом подытожил он.