И по́лечку под радиолу
На майском балу выпускном
Так помню!..
Матушкин запазушник
Мать черна, дочь красна,
Мать лопотунья,
дочь хвастунья.
Русская пословица
Судьбу искала красную и вольную,
Цвела, кружилась девкой фестивальною,
А после бабой горилась недольною:
В любови лишней, в счастии – опальною.
Но в суете, в метаньях невзаправдашних,
В пылу надежд, в дурмане словопрения
Ждало спасенье – матушкин запазушник
Прощёного, крещёного терпения.
Не понимая жизнь мою качельную,
Склонялась мама над судьбою-зыбкою
И снова песню пела колыбельную:
«На что и мать, коль неча дать!» – с улыбкою.
А я-то…
И поныне платят бедами
Порывы дней бездумных, юных, радужных,
Когда каменья зла, сама не ведая,
Бросала в тёплый матушкин запазушник.
Простится ли вина моя постылая?
Душа и вечность – всё моё имение…
Простит ли мать?
Давно простила, милая, –
На жизнь вперёд, на вечное терпение.
Русские свечи
Суровая матушка, боль дорогая,
Утешней ль твои одинокие дни,
Когда пред Заступницей я возжигаю
Тишайшие, робкие свечи мои?
Садимся к столу,
ко свечам именинным,
Годам и годочкам затеивать счёт –
И веет вдруг ладаном сладкополынным:
То Ангел кадило по дому несёт.
Хвалю-хлопочу: мол, всегда,
как обнова,
Платок выходной, золотая парча –
И кажется ярче от ладного слова
Зажжённая самой последней свеча.
И Боженька рядом вовеки и присно,
Нам издревле дышится в полную грудь,
Сколь нас ни вгоняет в лукавые числа
Безбожная нерусь, бесовская чудь.
Мы просим у Господа, как благодати,
Святых родословных и чистых имён.
У русских калиток священные рати
Христовы стоят от начала времён.
Под окнами русскими не палисады –
Подрайской землицы святые места:
Вершки-корешки православной рассады
Согреты за пазухою у Христа.
Налажены русские печи да речи
На долгий и добрый живой неостуд,
Недаром горят православные свечи,
Семейные светы-советы ведут…
Взор
Прекрасна старость тем,
что молчалива.
Наедине с собою человек
В покое долгом и некропотливом
Обозревает молча долгий век.
Поток ручьёв, струящийся болтливо
Вокруг седого камня без конца,
Во времена широкого разлива
Все ж не затопит древнего лица.
Что вдохновляет этот взор свободный –
Не память ли, спокойна и свежа?
В ней свет и тень истории народной,
А то и есть бессмертная душа.
Высокое
Стесняемся высокого в себе,
Как будто бы стесняемся дурного,
А в каждой приземлившейся судьбе
Высокого, летящего так много!
Отец и мама мало говорят –
Прекрасна старость тем, что молчалива,
Но дом наш старый этому не рад,
Нахохлился и смотрит сиротливо.
А я, свидетель отчего труда,
Я, выкормыш родительского крова,
Молчу зачем без совести-стыда,
Иль слово скрала резвая дорога?
Всё так: с утра до ночи – впопыхах.
Вдруг пригляжусь: стареет почерк мамы.
Строчу письмо, широкое в словах,
Потом опять – слепые телеграммы.
О, лишь бы там, вдали, стоял нетленно,
Нешатко, необмануто наш дом,
Где мы светло проснулись во Вселенной,
Где мы уснём…
Нечаянно…
Потом…
Снимок
Ничего нет в судьбе, только мать и отец
Там, в окрестностях дома и детства:
Беззащитность калитки… листвы изразец…
Святость послевоенного бедства…
Тихое поле
Округляется раннее поле,
Вьётся свет из клубка новизны,
На свету, на распутье, на воле
Подрастает картина весны.
Рядом я на весёлом пригорке –
Беззаботней любого цветка!
Зеленеет на белой оборке
Горько-сладкий узор полынка.
Тянет за руку вольная воля,
Журавли окликают синиц,
И довольно и тихого поля,
Чтоб добраться до громких столиц!
Маме
Гляжу на осень, листья не срывая,
Гляжу, как не глядела отродясь!
А ты уходишь в дом, лицо скрывая,
Слезы незваной, видно, устыдясь.
Осенняя?
И, верно, золотая.
Слеза украсит розу на платке,