Виктору Петровичу Самохину за шестьдесят, и на столе у него есть фотография двадцатилетней давности, где он запечатлён вместе Ельциным, который для Самохина является фигурой почти культовой из-за близости их мест рождения. Якобы родная деревня Самохина находится в 16 километрах от села Бутка Свердловской области. Самохин если и поругивает Бориса Николаевича, то с родственной мягкостью, как бы в профилактических целях, словно Борис Николаевич ещё способен исправиться. На столе у Самохина много книг, среди которых особенно выделяется взятая у Гриши военная энциклопедия и справочник об известных людях региона, в числе которых есть сам Самохин. Кружка с надписью «Только чай» символизирует другое – Виктор Петрович является воинствующим трезвенником, что не мешает ему предаваться другой вредной привычке – курению.
По столу Бориса не сразу поймёшь, что он за человек: здесь есть две кружки (для чая и кофе) и расчёска, хотя Борис в свои сорок с небольшим начал интенсивно лысеть, и расчёска, вероятно, скоро не понадобится. На столе у Бориса относительный порядок. У него есть перекидной календарь с какого-то тренинга, где на каждый месяц приходится цитата приятно одетого спикера. «В сегодняшних условиях оптимизация материальных ресурсов превращает вас в короля конкурентной борьбы», – изрекает некто Борис Кроненгауэр, назначенный дежурным мая. Рядом с календарём – плоскогубцы с почерневшими от мазутных ладоней рукоятями. Под монитором стоит небольшая шахматная доска, над которой Борис время от времени сутулится. Я не знаю, хорошо ли он играет. У блаберидов должен быть интеллектуальный фетиш.
Борис любит селфи и в соцсетях мучает подписчиков фотографиями с каждого мероприятия, на котором бывает, от губернаторских приёмов до высадки клумб. На фотографиях он пытается выглядеть, как тот Борис Кроненгауэр с его календаря. Но есть у Лушина и фотография не для общего пользования, на заставке монитора, где он в простой кепке похож на садовода и выглядит лет на пятьдесят, стоя в обнимку с полноватой, но эффектной супругой и двумя белобрысыми сыновьями. Если бы он пореже включал Кроненгауэра и почаще бывал таким, мы могли бы поладить.
Что на столе у меня? У меня на столе сплошные «недо…»: недоеденная плитка шоколада, с полдюжины недоломанных и недовыкинутых карандашей, несколько недописанных блокнотов (я не выбрасываю старые) и незаконченный рисунок человека, идею которого я забыл, пока набрасывал эскиз. Время от времени я штрихую этот рисунок от нечего делать, но никак не могу приняться за лицо – я вижу человека, но не помню его лица.
Эти вечные «недо…» выносят мне какой-то диагноз, но как только я начинаю думать о таких вещах пристально, мысль превращается в ещё одно «недо…». Может быть, я просто лентяй.
Оля часто шутит насчёт моей способности разводить творческий беспорядок. Мне не нравится это выражение – творческий беспорядок. Если от меня остаётся один лишь беспорядок, плохой я, должно быть, творец.
Иногда я думаю, что бы случилось, окажись мы нашим дружным коллективом на необитаемом острове. Неля бы захватила власть, Гриша Мостовой ушёл бы отшельничать в пещеру и лелеять там свои высокие идеалы, Арина бы изрядно похудела и наверняка стала бы хорошим охотником, Галя бы безучастно сидела под пальмами, но больше всех выиграл бы Виктор Петрович, потому что армия и многочисленные походы научили его выживать. По крайней мере, он неоднократно рассказывал историю о ловле крупной рыбы петлёй из гитарной струны.
А кем на этом острове был бы я? Понятия не имею.
Журналисты сонно текут на планёрку. В бой рвётся только Неля: силовики устроили маски-шоу на одном из предприятий, и Неле не терпится поделиться с Гришей тем, что нашептали ей информаторы в органах. Она выбивает себе право не участвовать в планёрке из-за срочности темы, Гриша кивает.