Так что, следователям НКВД, до появления СМЕРШа тяжко приходилось… выявлять этих подонков! А их очень много разгуливало в нашем тылу и на передовой. И после войны этот «Бранденбург – 800» вылавливали. Не одни же немцы заинтересованы в своих шпионах среди советских людей были – много кто!

Танкист, Дмитрий Лоза, он на «иномарках»2 воевал, вспоминал, как его после войны дёргали к особистам, подтвердить показания однополчанина… знаете, чем обернулось? А тот гад на немцев работал. Когда попал в плен, его завербовали. Он рассчитывал, что свидетели его перебега к врагу погибли в бою и просчитался. Предателя уже после войны отправили обратно в Союз с «легендой» и заданием: просто устроиться на предприятие и работать честно, передовиком, ждать дальнейших указаний. Ладно, к этой теме по ходу рассказа ещё обратимся, не станем к политике возвращаться.

По пути в Витебск застали разбомблённый состав с танками, из нескольких десятков, сохранилось машин пять.

Снова комиссар проявил себя с лучшей стороны и сумел договориться со станцией (и высшим начальством) чтобы уцелевшая техника отправилась на фронт с нами, в качестве пополнения – всё равно пропадать! Проблема возникла с рабочими, слишком мало рук оставалось свободных, а делов много. Нам солдатики помогали свободные и гражданские.

К своей великой радости, я встретил двух ребят: учились вместе, тоже техники. Они, увидев на мне петлицы сержанта танковых войск, удивились:

– Никак разжаловали?! – Потрогал мой воротничок Ваня, рыжий, щуплый и талантливый в моторах парень, – за что? Ты самый дисциплинированный из нас.

– Сплюнь, – убрал его руку, – нет! Сам согласился на перевод с понижением, чтобы не техником оставаться, а в танкисты попасть. Всегда мечтал… здесь, такой шанс – грех отказываться. Карьерой, после войны станем заниматься.

– Командир ваш говорил, ты в боях участвовал с фашистами? – С нотками зависти и уважением поинтересовался Арсений Громченко: неплохой техник, но жутко безалаберный, при работе обязательно терял какой-нибудь инструмент, бросал где попало и забывал потом.

– Немного, – отвечаю, стараясь скрыть гордость, – в роли мехвода «Т—34».

– Хороша она в атаке?! – Дуэтом завопили парни, – правда, что немецкое оружие её не берёт?!

– Что вам сказать… танки их против нас – гадость! Но если руки не из того места у экипажа растут, могут и подбить. Не мне вам рассказывать, что необученный человек для техники хуже любого снаряда – сам угробит!

– Это верно.

– Хороши наши танки, спору нет! – Гордо выправился я, заметив подходящего комиссара, а потому, нарочно повысил голос, чтоб тот услышал, – только… необходимо знать слабые и сильные стороны, как своих машин, так и противника. На фронте научитесь!

Виктор Илларионович продемонстрировал мне часы и жестом указал, что на прощание с товарищами осталось пять минут, я кивнул, – «Понял!»

Приятели начали уговаривать, чтобы взяли их с собой на фронт.

– Не хотим в войну техниками драться… хоть бы как ты, с понижением! Замолви словечко за нас командиру. Ты знаешь, мы свои люди, вместе больше толку от нас выйдет!

– Сложно будет… попробую. Ждите.

Действительно, техником мало кто хотел в войну служить, что в танках, что в авиации – везде! А это герои, оставшиеся в тени тех, чьё оружие готовят к бою – все лавры доставались непосредственно воюющим. Считаю – это несправедливо.

Уговорить комиссара не вышло, кругом творилась полная неразбериха. Тем не менее Арсений отправился с нами, только по своим прямым, должностным обязанностям. Не знаю, чем тот исхитрился, он тогда перед отправкой шепнул мне: