– Слушаюсь! – расплылась в улыбке девушка, вновь напомнив мне куклу.

В том, что командир её пока оставил рядом, оказалась и моя, «корыстная» выгода – не пришлось самому пришивать петлицы, нарукавники и прочее…

Несмотря на внешнее спокойствие города среди населения, в штабе, куда меня привёл комиссар, творилась полная неразбериха: все суетились, постоянно звонили телефоны; крики, беготня, одним словом – ужас! Страшно представить, что в тот момент творилось в Кремле.

Мария ждала нас в коридоре. Решив вопрос касаемый моего перевода, Байдуков отпустил к ней, с наставлением:

– Сынок, пойди с красавицей погуляй по городу, только не заблудись. Видишь, тянется она за тобой. Честное слово – завидую! Главное, не робей, не позорь танкистов! Может, больше не представится возможности отдохнуть по-человечески, война нам предстоит сложная с тобой… ступай, бумагу вам сейчас выпишут. К восемнадцати ноль-ноль жду обоих здесь. Мы вдвоём переночуем у моего боевого товарища по Испании, а Машку твою постараюсь куда-нибудь пристроить.


Не знаю, где она умудрилась, но, когда я вернулся в коридор к медсестре, та сильно преобразилась: привела себя в порядок, стала опрятной, чистой, причёсанной. От удивления невольно сделал ей комплимент и предложил пройтись по городу, она с радостью согласилась.

Беззаботно прогуливались с Латышевой (фамилию узнал только в штабе) по парку, катались на трамвае; ходили вдоль реки. Казалось бы, расслабься и получай удовольствие: здесь не видно ужасов агрессии немцев, сюда это не докатилось и, даст бог, никогда не докатится, ан нет! Не мог отвлечь мысли от боёв… чувствовал себя проигравшим, если не униженным, ведь наш танк сожгли, товарищей убили, а я с подругой прохлаждаюсь… моё место на фронте! Какое право я имею в эти сложные минуты для страны находиться в тылу?!

Мария, девушкой оказалась хорошей: как внешне, так и в беседе. То, что её тянет ко мне, чересчур бросалось в глаза. Конечно, я и раньше пользовался успехом среди слабого пола, но, чтобы так за мной кто-то ударялся, как пчёлы на мёд, ни разу не случалось. Чем я только её чувства задел? Возможно, она сама не до конца понимала, в чём дело и почему ей необходимо моё общество. Признаюсь – это льстило! По молодости оно всегда приятно, если в тебя влюбляются… особенно такие красивые медсёстры.

– Вы такой странный! – Осмелилась она на волнующий разговор, – я привыкла, что ко мне мужчины пристают, тем более в госпитале – там спасу нет от них. Флиртуют, заигрывают, делают комплименты и подарки. Пособие могу написать по тому, как таким правильно отказать, чтобы отстали и не обиделись! Тут сама к вам подхожу, первая вступаю в разговор, а вы меня словно сторонитесь… совсем не нравлюсь, да? Скажите честно, как будущий коммунист!

Что ей ответить? Война началась, познакомился с ней после первого боя, когда вся жизнь вмиг переменилась… тогда и речи не могло идти о мыслях про сердечные дела – не самое подходящее время. И потом, я тогда был слишком молод – малахольный! парень, прекрасно помнящий наставление матери по этому поводу и не желающий влюбляться или сколь немного привязываться к кому-нибудь из девчат.

– Понимаешь, сестрёнка, на нашу страну напали. И кроме того, как поскорее снова вступить в бой с проклятыми фашистами, я думать ни о чём больше не могу! Дом почти не вспоминаю, хотя следует. Нравишься, очень, только не время…

– Именно таких слов я ожидала услышать…

– Это правда.

Мы остановились у пустующей пристани.

– Знаю, – положила молодая руки на мои плечи, – я тоже рвусь туда. Раз война и скоро в бой, из которого мы можем не вернуться, сделайте как в тот раз, когда вы собирались уезжать обеспечивать отход раненых.