Я быстро оделся и прошелся по дому, разыскивая отца и Александра. Я нашел их обоих на кухне за чаепитием и беседой, оба сидели за тем самым столом с клеенкой в клеточку.

Отец сказал:

– А, проснулся, лежебока! Ну давай думать, как жить-поживать далее.

Ты ведь теперь тайный герой- первый помощник альтаирских спасителей человечества!

– Пап, а почему ты так уверен, что Альтаирцы прибыли нас спасать?

Александр:

– Похоже, с тобой все в порядке. Мою оплошность твой отец полностью устранил. Бредовые кошмары снились?

– А откуда ты… то есть, простите, Вы знаете?

– Обычная реакция при вытеснении мимолетного ударного внушения. Как синяк: поставить – один миг, а болит долго. Давай все же продолжим на «ты», я искренне хочу, чтобы у нас были хорошие отношения друг с другом – но уже настоящие, без моих дурацких шалостей с внушательством. Прости меня, пожалуйста.

– Да чего уж там, мы действительно очень разные, и раз у тебя зла на уме, наверное, действительно нет, как-нибудь обойдемся без ненужных обид. Я еще вчера сообразил, что будь у вас дурные намерения- стали бы вы с нами, обезьянами, канителиться, имея такие супервозможности! Пару таких внимательных взглядов на каждого правителя, одна телепередача- тут я посмотрел на Александра, и невысказанный конец фразы- (и бери нас всех голыми шестипалыми руками!) так и застрял у меня в глотке.

ВОЛОСЫ Александра стали РУСЫМИ, и я не почувствовал в нем совершенно ничего чужого! Передо мной был низкорослый, немного странноватый на вид крепыш лет 30–35.

Я, ошарашенный, спросил: – Александр, Ну и зачем был нужен вчерашний маскарад, если мы могли запросто поговорить как два человека?

Александр сказал:

– Никакого маскарада не было ни вчера, ни сегодня. Я снова стал сейчас зеленоволосым, чтобы проверить, что твой разум полностью очистился от моего внушения. Если бы я тогда знал про землю и людей побольше, наша встреча вчера была бы совсем иной – но, быть может, так и осталась бы мимолетной, а разговора вообще бы не было. Вспомни, что именно мои зеленые волосы так возбудили твое любопытство. Я ведь тогда не искал встречи именно с тобой.

Я спросил- А зачем же тогда зеленоволосая географичка?

– Какая ещё такая зеленоволосая географичка?

Я пересказал Александру свой вчерашний воображариум на географии.

– И волосы того же цвета? И уши точно такие, как у меня?

– Точь – в точь!!

Я взглянул на Александра- весь вид инопланетянина выдавал волнение и напряжённую работу мысли.

– но никто из Альтаирцев к этому точно не мог иметь никакого отношения. Меня в то время еще и на планете не было, никто из нас тогда даже не подозревал, что в мире существует Федор Кнышев!

– Тогда кто?

Александр задумался, и после небольшой паузы, успокоившись, сказал: Видимо, кому-то очень доброму и могущественному было ОЧЕНЬ, ОЧЕНЬ СИЛЬНО НАДО, чтобы моими первыми земными учениками оказались именно ты и твой отец…

Нечто происходит. Бессмысленно спрашивать, где это, потому что всего того, что человеку известно о пространстве, включая самый смелый полёт его фантазии, в этой ситуации никак не достаточно для ответа на этот вроде бы простой вопрос. Везде и нигде – вот правильный ответ, но он не добавляет ни капли ясности. На вопрос «когда» ответ окажется ничуть не лучше. Важно то, что одно из времяпространств или пространстввремён этого нечто оказалось в определённом смысле близко к нашей Вселенной для того, чтобы совершился элементарный акт разумного ощущения – наблюдения. Тот непостижимый для нас Разум, существующий в совсем иных пространствах, временах и кое – чём ещё таком, что мы не в состоянии себе представить, неощутимо прикоснулся к Разумам нашей Вселенной, и от этого проникновения возник побудительный импульс действия. Вызвало этот импульс некое универсальное устремление любого разума, для характеристики которого в земном языке не существует никаких адекватных определений. Выживание и развитие – те частичные следствия этого устремления, которые могут быть нами поняты. Доступную нам часть смысла, являющегося этим импульсом, можно передать, представив эту часть в виде диалога Неведомого Разума с самим собой, от этого происшедшее движение мысли чуть прояснится, но ясность всё равно не обретёт всей полноты. Если условно выделить две части Разума и попытаться описать их диалог, получится примерно следующее: