– Не теряя времени, он резко распахнул мантию, его пальцы скользнули к тому, что он так тщательно прятал в углу своей комнаты. Посох. Белоснежный, изогнутый, словно коряга, увитая старинными символами, едва различимыми под пеленой времени.

– Он взмахнул им, и воздух вокруг сгустился.

– Шёпот древних слов сорвался с его губ – язык, старше самого мира. Его голос вплетался в пространство, становился ритмом, пульсом земли.

– В воздухе разверзлась невидимая пасть – огромный стеклянный вихрь, всасывающий в себя крылатых тварей. Они выли, извивались, их тела ломались под неведомой силой. Последнее существо, корчась, исчезло в этой бездне, и в тот же миг ловушка взорвалась на тысячи осколков, разлетевшихся по небу светящейся пылью.

– Тишина.

– Сокол замедлил полёт, его перья слегка вздыбились. Он повернул голову, глядя на Серафима – и в этом взгляде читалась благодарность.

– “Приземляемся, мой друг”, – голос чародея дрожал, но не от страха. В нём было предвкушение.

– Они опустились к земле.

– Серафим слез с птицы, и первым делом его настиг запах.

– Воздух был тяжёлым, густым, пропитанным зловонием разложения. Дорога, когда-то вымощенная камнем, превратилась в болото из скользкой, живой слизи, которая будто двигалась, шевелилась под его ногами. Зловонный туман стелился низко, проникая в лёгкие, обволакивая всё вокруг, как паутина.

– Серафим замер.

– Его взгляд скользил по изуродованной земле.

– А сердце… оно сжалось.

– Здесь было что-то… живое.

– Это место дышало. Оно изменялось с каждым его шагом.

– Теперь он знал наверняка.

– Эта земля была проклята.

– Деревья, которые Серафим когда-то знал как величественные, теперь походили на жалкие тени самих себя. Их стволы были искривлены, словно их долго и мучительно гнули неведомые силы. Ветви напоминали иссохшие конечности, утонувшие в зловещей зелёной трясине, что облепила их, как гниль.

– Но была ли это просто трясина?

– Слишком живая, слишком плотная, она двигалась на ветру, словно прорастала сквозь кору, опутывая деревья, как щупальца древнего чудовища. Возможно, это была болезнь. Возможно, сама смерть.

– С каждым днём она становилась всё сильнее.

– Когда-то могущественные деревья теперь дрожали в немом отчаянии, словно беспомощные существа, просящие о спасении.

– Серафим сплюнул на землю, не в силах смотреть на этот мертвый лес. Затем, крепче сжав посох, шагнул вперёд.

– Где-то впереди, в доме у реки, тускло светилось одно-единственное окно.

– Он шёл осторожно, его движения были плавными, почти бесшумными. Посох мягко раздвигал заросли, как если бы они были не просто растениями, а живыми преградами, неохотно пропускающими его дальше.

– В полумраке взгляд его задержался на силуэте.

– Сгорбленная фигура… или сидящая тень?

– Что-то в ней настораживало.

– Серафим приблизился.

– Теперь он видел её.

– Женщина.

– Она была прикована к огромному полену, словно сама стала частью этого умирающего леса. Голова её была зафиксирована так, что она не могла поднять её вверх. Спина согнута в неестественной позе, одежда – изношенные лохмотья.

– Она двигалась. Слабо, беспомощно.

– Губы её шевелились, но слова…

– Слова тонули в ночи.

– Серафим подошёл ближе.

– И тогда понял.

– Её нос был застрявшим в деревянной колоде.

– Казнь.

– Или проклятье.

– Словно сама природа решила наказать её.

– Серафим замер.

– Что вы тут делаете? – его голос был полон тревоги, но в нём звучала и настороженность.

– Что привело вас в это проклятое место?

– Он сжал посох.

– – Как мне к вам обращаться?

– Женщина вскрикнула.

– Голос её был срывающимся, искажённым болью… но не только.

– Акрев.