Максим Коренич и в страшном сне не мог себе представить, что окажется частью мира смертников. Он не совершал преступления! Он воевал, как мог, и, по мнению «специалистов», неплохо… Трагедия заставила Коренича замкнуться в себе, смотреть на события со стороны, так, будто они к нему не относятся – иначе пришлось бы поверить в собственную скорую и неминуемую смерть.

А события неслись с бешеной скоростью. О том, что фронт перейдет в наступление, командиры частей уже знали. Личному составу объявили: наступление начнется за два часа до рассвета. И пусть хоть одна сволочь помешает советским войскам взять Берлин!

Максим Коренич стоял в строю рядом с такими же, как он – в солдатской форме, в заношенной телогрейке, в своих «родных» офицерских сапогах (с обувью у интендантов были проблемы). За спиной ППШ, на поясе двойной комплект гранат, запасные дисковые магазины для автомата, фляжка с водой, котелок с вмятиной от осколка. Полностью укомплектованный разжалованными офицерами батальон выстроился буквой «П» на окраине пустой деревни. Восемь сотен рядовых, полтора десятка офицеров – взводные, ротные, оперуполномоченный контрразведки СМЕРШ (куда ж без него?) молчун капитан Хайруллин, «бледнолицый» и лощеный замполит капитан Кузин, кругловатый, с виду добродушный майор Трофимов – командир штрафного подразделения, местный царь и бог. Он прохаживался перед строем, критически оглядывая свое войско. Скользнул взглядом по Кореничу, не запоминая. Если верить шептуну за спиной, штрафбатом майор командовал уже четыре месяца, и дважды его подразделение пополнялось с нуля – и переменный состав, «военные преступники», и постоянный – офицеры, связисты, повары и медицинские работники. В Померании батальон полег почти целиком – в строю остались несколько солдат, три офицера и круглая ротная печать, удар которой о бумагу вновь превратил формальную войсковую единицу в реальную…

– Ну что, элита из элит, – добродушно прогудел Трофимов, когда ему надоело любоваться серыми солдатскими лицами. – С дисциплиной вы знакомы не понаслышке, это очень хорошо. Нет нужды объяснять, что означают приказы «в атаку», «ни шагу назад» и что будет с теми, кто ослушается. Я не зверь, товарищи красноармейцы, – самоуверенно объявил майор. – Те, кто воевал со мной, знают, что я солдат не обижаю и где-то даже понимаю. Я вообще не кровожаден. Обижать солдат, – ухмыльнулся в усы комбат, – это по его части, – он кивнул в сторону замполита.

Капитан Кузин натянуто усмехнулся, солдаты тихо зароптали.

– Шучу, шучу, – быстро поправился Трофимов, но осадок остался. – Если мы сказали «в атаку», товарищи бойцы, значит, вы идете атаку, и ничего тут не попишешь. И мне плевать, кем вы были раньше – хоть батальоном командовали, хоть полком, за что «сидите» и считаете ли себя виновным – мне глубоко и искренне плевать. Вопросы есть? Может, пожелания – с формой что-то не так, с обувью, оружием, амуницией? Скоро в бой, и если кому-то из вас, например, жмут подмышки… Впрочем, время навестить интендантскую часть у вас еще останется. А сейчас передаю слово моему заместителю по политической части капитану Кузину. Просьба, как говорится, любить и жаловать…

Майор Трофимов, невзирая на видимое простодушие, был сложным и неоднозначным человеком – Максим понял, что не может с ходу его раскусить. С замполитом было проще: хитрый, надменный, умный, любит поболтать на политические темы – в полном соответствии с генеральной линией партии и правительства. Замполита Коренич практически не слушал. Тот вещал пространно и напыщенно, смотрел вперед холодно и отстраненно, улыбался неискренне, и для завершения образа замполиту не хватало рожек и вил. Он говорил о срочной необходимости добить врага в его логове – пока за нас это не сделали наши уважаемые, но идеологически «неправильные» союзники. О том, что сделать это надо не позднее 22 апреля – ко дню рождения Владимира Ильича Ленина (но можно и к 20 апреля – ко дню рождения Адольфа Гитлера, что будет неплохим подарком). О социалистической сознательности, которую солдаты должны излучать каждой клеточкой своего тела. О верности курса партии большевиков и неустанной заботе товарища Сталина о каждом советском человеке. О том, что советский солдат на чужой земле должен быть образцом отваги, мужества, чести, высоко нести звание советского человека и снисходительно относиться к мирным жителям и сдавшимся солдатам вермахта (к войскам СС сие не относится). Ведь гитлеры, как мудро заметил товарищ Сталин, приходят и уходят, а многострадальный немецкий народ остается. Впрочем, следует признать, что страдания немецкого народа не идут ни в какое сравнение со страданиями граждан Союза Советских Социалистических Республик…