Он переставил лампу на крышку бюро, поднял один из конвертов, сломал печать.

– О, про меня вспомнил барон Тюрго! Интересно… – Андрей пробежал письмо глазами. – Похоже, у них смута случилась, и он своих обещаний исполнить не сможет. Знамо дело, соседи. Коли у нас неурожай – стало быть, и у них голод. А это матушка… Благодарит за возвращение отца. Господи, как же давно это было? Я ведь с нею даже встречался после того, как она о его приезде отписала. Кто еще про меня вспомнил? Надо же, князь Воротынский! Вел себя так, ровно немилость царская ему безразлична, ан о моем обещании все же напомнил. Это славно. Я ведь как раз ради него в Москву и отправился.

– В Москве хлеб за последние два года тоже втрое вздорожал, – из-за самой спины добавила Варя. – Неурожай.

– Потому холопов и отозвали, – повернулся князь, – что в имении их прокормить проще. Каша, репа, рыба свои, да еще и ловить помогут. В столице же все за серебро покупать приходится. А доходов без урожая нет. Токмо государево жалование и спасает.

– У тебя ведь, сказывал, корабельщики трудятся?

– А все едино… – Сложив письмо, спрятал его обратно в конверт Андрей. – Коли в землях неурожай, так и на товары спроса нет. Нет спроса – ладьи и струги без надобности. Без работы сидят мои корабельщики. Чего-то продали минувшим летом, но и им только концы с концами сводить хватает.

– Ой, горит что-то!!! – метнулась Варя в опочивальню, отшвырнула в сторону одеяло, ловким движением сгребла сразу все грелки: – Нет, вроде обошлось. Нигде не обуглилось.

– Зачем так с одеялом-то? – с усмешкой попрекнул Андрей, подбирая его с пола, кинул на постель. И так получилось, что лица их в это мгновение сблизились так, что он даже ощутил дыхание приказчицы. И даже коснулся ее губ своими губами. Равновесие было окончательно нарушено, и оба вместе упали на горячую и влажную постель…

…Впрочем, когда они стали способны это заметить – белье уже успело и остыть, и просохнуть.

– С приездом тебя, боярин, – с улыбкой поцеловала его Варя спустя пару минут после окончания бурной и сладкой схватки. – А то ведь и не узнать поначалу было.

– Здравствуй, Варенька… – Андрей перекатился на нее, топя в перину, посмотрел в глаза, медленно склонился, крепко поцеловал в губы. – Сокровище мое.

– Уж какая есть, – усмехнулась та. – Теперь пусти, княже. Идти мне надобно. Хлопот много.

– Какие у тебя могут быть хлопоты, коли я здесь? – укоризненно поцокал языком Андрей. – Али не мне ты служишь?

– Малой хитростей сих не разумеет, княже, – покачала головой женщина. – Он мамку первый завсегда требует. Подать ее сюда, и все тут!

– Что за малой? – отодвинулся князь.

– Сын у меня по осени родился, боярин. – Приказчица села, оглянулась по сторонам. – Эк одежду-то разметало. Ровно ураган.

– Он и был. Чей сын-то?

– Знамо дело, мой, – оглянулась через плечо женщина, поднялась, взяла с подоконника и встряхнула, расправляя, платье. – То вам, мужикам, сего не в жисть не угадать. Мы же своих детей завсегда точно знаем.

– Ну да, ну да… – Разумеется, это был дурацкий вопрос. Но Андрей все же попытался наскоро посчитать в уме: «осень, минус девять: получается зима…».

Это где же он тогда был? Мог – в Москве. А мог – и в дороге. Стараниями царскими о прошлом годе поноситься по городам и весям пришлось изрядно. Но зиму, вроде бы, он пару раз застиг здесь… Или нет?

Знать бы заранее – хоть метку бы какую в бумагах поставил!

Варя уже забралась в платье и завязывала платок.

– Подожди! – отбросил одеяло он. – С тобой хочу сходить. Хоть гляну, кто от меня первую любовь отнимает.

Варя вздрогнула, резко повернула к нему голову… И промолчала. Жизнь успела научить ее и смирению, и разумности, и фатализму. Теперь она даже не пыталась намекнуть на то, кто именно является отцом ребенка. Приказчица хорошо понимала, что родовитый князь никогда не признает своей связи с холопкой. И не получится ничего хорошего, если раздувать конфликт там, где проросли семена искреннего чувства.