– Что бы вы хотели увидеть? Биг Бен, Вестминстерское Аббатство, дворец…
Договорить он не смог. Его перебил хор. Громкий. Слаженный. Если не знать, что люди еще полчаса назад не были знакомы, то можно подумать долго-долго репетировали. Хор прогремел: «Бейкер стрит!»
Глава 2
В которой москвичи приезжают, наконец, в Гастингс, и судьба преподносит им новые знакомства.
В Гастингс прибыли к обеду. Остановились на маленькой площади. Пауэр раздал всем брошюры с полной информацией о городе и о фестивале. Шахматисты начали расходиться, и через пару минут на площади осталось двое.
– Гриша, не возражаешь, я подымлю немного – полусказал-полуспросил Слонов, доставая папиросу и спички, чиркнул, прикурил, жадно затянулся и уже очень довольный пояснил:
– На ходу курить очень вредно
– А не на ходу полезно, да?
– Тоже вредно, но все же не так
Наконец папироса испустила последний дым. Можно было двигаться, но вот незадача, не бросать же окурок на тротуар. На всей площади не было ни одной урны.
– Что ж делать? Не в карман же окурок класть, в самом деле.
– А просто кинуть нельзя?
– Вон полицейский идет. Оштрафует. А валюты нам с тобой на это не отпущено.
– Подождем, пока пройдет, и вы тогда уж незаметно как-нибудь…
Но полицейский не прошел мимо, а улыбнулся: «Добрый день» «Добрый день» – ответили оба. Дальше произошло совсем уж нечто непредвиденное и для большинства стран совершенно фантастическое. Полицейский поднял как пушинку тяжеленный чемодан Гарова
– Пойдемте, я вас провожу. Киньте ваш окурок, киньте. Не ищите урну, их нет на острове.
– Как нет? – удивился Гриша, привыкший, что в Москве урны на каждом углу. А вопрос Слонова показал то ли осведомленность, то ли умение быстро соображать: «В урны стали класть что-то более опасное, чем окурки, не так ли?
– Да, верно, это из-за террористов
Гриша проявил полное непонимание обсуждаемого вопроса: «А кто такие террористы? И что они в урны кладут?»
Возможно, читатель не поверит в искренность вопроса шестнадцатилетнего юноши, но это чистая правда: в описываемое время в 1976 году в России (тогда СССР) про терроризм ничего не знали, как и про частную собственность. Ни того, ни другого не было.
Полицейский на ходу повернул голову, очень внимательно посмотрел на Гарова, и на его лице появилась удивленная улыбка: «Вы юноша, наверное, живете в счастливой стране, если не знаете кто такие террористы. Вот эта улица, Кембридж-Гарденс: сплошные гостевые домики. Отсюда до шахматного клуба рукой подать, и цены здесь вас не обременят. Добро пожаловать в Гастингс!»
Проводив глазами полицейского, Гриша восхищенно произнес:
– Вот это да!
– Что да, то да. У нас от постового такого не дождешься.
– Я не про то. Владислав Сергеич, а как он узнал, что мы шахматисты?
– А ты думал нас можно с японскими сумоистами перепутать? Простая наблюдательность.
– Но ведь у нас на лбу не написано, что мы шахматисты.
– На лбу? Нет на лбу не написано. Но из твоей сумки торчит краешек карманных шахмат. Завтра открытие фестиваля. Складываем два и два. Получаем четыре.
– Думаете, он доску увидел?
– Я эту доску еще в самолете углядел
– Да?
Слонов кивнул головой. И вдруг Гришу как молния поразила
– Владислав Сергеевич! А вот вы вице-директору так уверенно заявили, что, мол, мы сейчас языком Шекспира там. А откуда вы узнали, что я по-английски говорю?
Подтекст вопроса читался легко: что-то Слонов многовато знает про Гришу. А может он шахматы совмещает со шпионством и изучал Гришино досье на Лубянке. В КГБ, как известно «на всякого мусье – есть свое досье».
Но Слонов как будто не заметил этот подтекст (а, скорее всего, сделал вид, что не заметил) и объяснил следующим образом.