Оставшись с Княжниным наедине, Косаковский наконец поднялся из-за стола во весь свой видный рост, подошел к окну, привлеченный шумом, доносившимся с улицы. Усмехнувшись, покачал головой.

– Ты придумал представление устроить? Хитер! – сказал он, и, кажется, это была похвала. Заложив руки за спину и выпятив грудь, украшенную серебряной звездой ордена Александра Невского, Косаковский прошелся по комнате.

– Вот и понадобятся мне твои наглость и хитрость, – сказал он, снова усевшись за стол. – Я ведь знаю, кто супротив меня замышляет. Только он сознаваться не хочет, а я доказать его злой умысел не могу. А тут ты нагрянешь, российской императорской гвардии капитан-поручик, человек в Вильно новый, будто бы специально прибыл, дабы его, подлеца, разоблачить. С перепугу он тебе во всем сознается.

– Но вы, ваше превосходительство, составили преувеличенное мнение о моих способностях. Я ежели и способен придумать хитрость, так только военную. Вести же дознание, устраивать словесные ловушки вряд ли способен… – начал возражать Княжнин, сразу почувствовавший недоброе.

– И не надо ему слишком хитрых ловушек – много чести. Ты ему пистолетом пригрози, он и сознается. Тут ведь как: вынуть шпагу, когда на гетмана напали, много удали не надо. А так сделать, чтобы сего нападения вовсе не допустить – вот подлинное геройство. И ежели ты и правда в сем деле лучше других, справишься.

– О ком идет речь? – обреченно спросил Княжнин.

– Антоний Хоржевский, владелец имения Мусники. Ни за что не хотел пристать к генеральности[30], а в честь конституции 3 мая намеревался у себя в имении поставить каменный столб, а на нем начертать: «Конституция или смерть»!

– Так в этом вся его вина?

– И в том вина немалая! Он сам себе выбрал исход. Конституция скосована, стало быть – смерть! А коли ты к нему в Мусники удачно нагрянешь, так поймаешь там целую шайку заговорщиков. Скажу Кадлубскому, чтобы дал тебе солдат.

– Но почему этот пан Хоржевский под подозрением?

– Сказал тебе – знаю! А, вижу, ты носом воротишь… Ладно, завтра дам тебе документ. Дам тебе донос на него, в коем и будет указано, что он собирает заговорщиков, готовит оружие и хочет убить великого гетмана. Тебе велю сей донос проверить, и не выполнить мой приказ ты не смеешь! Про смерть его я сгоряча сказал, но место ему – в Сибири! Иди, думай, как к делу подступиться. Только теперь уж через дверь иди!

«Час от часу не легче! – подумал Княжнин. – Один хотел сделать из меня посланца любви, другой видит во мне пыточного мастера. Черт меня дернул лезть на эту крышу!»

Грустная сказка продолжалась, теперь уже, как в сказке и положено, с чудесами: из покоев гетмана сначала выскочил не желающий ничего объяснять прихрамывающий Кадлубский, весь красный, под цвет своему мундиру, а потом – капитан-поручик Княжнин, который в эти покои не заходил! Из ошарашенных офицеров, остававшихся в приемной Косаковского, один полковник Ясинский нашелся что сказать:

– Вы появились, будто туз из рукава пана гетмана, господин капитан!

– Да если бы туз! Разве что валет… – принял его шутку Княжнин.

Раз гетман приказал думать, как подступиться к делу, Княжнин отправился думать. Но для начала щедро наградил Андрюху за смекалку и ловкость, велел ему избавиться от дурацкого мешка с репой и отпустил гулять по городу. «Жалко, что никто на улице апельцынами не торговал…» – посетовал на прощание Андрюха. Потом, уже воротясь на квартиру, Княжнин отыскал на карте Мусники. «Гнездо заговорщиков» оказалось в сорока верстах на северо-запад от Вильно. Теперь следовало бы навести справки о пане Хоржевском. Причем хотелось знать независимое мнение. Пока кроме нескольких военных он знал в Вильно только Саковичей и неразлучного с ними Рымшу. К ним Княжнин и отправился ближе к вечеру, тем более что сам обещал этот визит вежливости.