впиваюсь и пью полной мерой

его сок, аж самка поёт

волшебным, прерывистым стоном, -

и это приятно вдвойне,

от сытости, звучного звона,

победы над нею – втройне.

И пасть моя, лик окунулись

в текущий, живой экстерьер…

Голодным, что в пир принагнулись,

неведом отказ и барьер!

Воитель, смирись с положеньем,

сведи до ничтожья суть фраз,

когда ты раздвинешь коленья,

даруй мне индейский раскрас!

П.М.

Renault

В значке "Renault" проделал дырку,

за неименьем пись-щелей.

Мне показалась Ваша пылкой,

среди иных стройней, милей.

И положив упруго руки

и не на "Honda", не "SsangYong",

я, солидолом смазав дуги,

взымел, засунув шланг в проём.

Творил с тоски, и без угрозы,

скользя по хромовым краям,

аж чуть яйцо не приморозил

к её прохладнейшим губам.

Надеюсь, Вы не обозлитесь,

придя к машине нетайком,

хоть сильно, знаю, удивитесь

замёрзшим брызгам над замком…

Пречистость

Мой личный храм из камешков и веток

среди лесов с тропинкою иль без.

И пусть молитвою не буду строен, меток,

и не средь тех его построил мест,

и без икон, ларца для возложений,

ведь тяжести монет мешают полететь,

без златости одежд, настенных украшений

и без свечей – во мне сияет свет,

и он для Бога лишь, не отопленья

монашьих рук, церковного всего.

Вовеки обойдусь без сана и молений,

Господь услышит ум и мыслей тишь и хор.

Аскет без грёз на лоне царь-природы,

и водомерка-Бог – по глади бегунок.

Тут каждый день чудес вершатся роды.

А куполом всему – обычный чугунок

над хижиной моей. От мира отщепенец,

где мусор улиц, дум внутри людей,

и неуютно так, коль там одни безверцы,

что крестятся, когда схватило посильней.

Уютно тут: среди снегов иль бури,

зверей и птиц в моей избушке лет,

наедине с сосной, источниками сути,

пречистостью идей, где безгреховный цвет…

Сигнальная ракета

Смотрели свой сон оборонцы

и вил свой мотив ветерок…

Но вспышка на очи-оконца

легла, как закат или рок.

Как звёздочка вдруг засветилась,

как уголь от взрыва ветров.

Опасностью всё озарилось

и шумом бегущих шагов.

Вдруг ожили звуки тревоги,

которых не ведали впредь.

Ракета, как будто бы рогом,

вспахала темнистую твердь.

Проснулись полки-волеборцы.

Трассируя нёбную грязь,

взметнулось последнее солнце,

прекрасно и красно взорвясь.

Что-то там

Колышется что-то на склоне плеча:

то ниточка лёгкая трогает кожу,

то ангел, в мечте ли топор палача,

который скривил в предвкушении рожу,

иль это чужая холодная нить,

(не вижу какого завива и цвета),

которая хочет немного пожить

на глади пока что живого поэта,

иль веточка это, от меха откол,

пушинки частица иль пёрышко птицы,

упавший в полёте пылинки помол,

пыльца то, иль пудра смогла приземлиться?!

Увы, не узнается тайны сюжет,

к чему мимолетное было то дело!

Быть может, причудилось, чувственный бред.

Как тронуло, также внезапно слетело…

Начало непогоды

Порыв природного разлада -

внезапный иль задумка слуг

отдела ливневого склада?

Вьют черви-улицы вокруг.

Удавы-трассы, люди-мыши

и луж трамбующийся плёс,

рифлёный вид у каждой крыши.

Шипит сквозняк и ход колёс.

Шум рушит ровности покоя,

меж туч искрит пила-гроза

и режет их клубы покроя,

как лесопил, залив глаза

вином, дождями так сумбурно,

и гром колышет ветхий дуб,

в гаражный бок стуча безумно,

как пьяный ночью в стенку тумб.

Ветрище треплет занавеску,

афишу сбив одним броском

и провода связавши леской,

бежит за порванным листком,

какой спасается за стенкой

забора, верен что судьбе -

стоять всегда, не дрогнув венкой.

А серость топит день в себе.

Бельё прибив к земле разрывом,

буянит шторм, грызя клыком

листву и стяги с ярым рыком.

Флагшток острится весь штыком.

И ход торопится к навесам.

Ах, не промок бы сдобы ком!

Спешу, ведь ждёшь меня чудесно,

паруя свежим кофейком…