Без Вас только мне одиноко…

Сын. Антипримеры

Я их поцелуев не видел

и игр (любовных, иных),

как он со щеки б её вытер

скопление крошек сухих,

и вальса, гормонов весенних,

январских объятий в ночи,

и слов ободряющих, ценных,

и ужин под кроной свечи,

за руку гуляющей парой,

вояжных поездок накал,

сияющих счастьем янтарно,

двуспальных надежд, одеял,

гостей из числа чужеродных

в достаточном вещью дому,

от страсти горячих и потных,

читающих, склонных к письму…

Лишь ведал их пленность и сытость,

рык, сонность, поток укоризн,

безвыездно-костную бытность,

без ласки спартанскую жизнь.

Смотрящий Бог

Вас вижу портретами в рамах,

биноклями каждых очей,

иконами в доме и храмах,

и дулами, в щель кирпичей,

и взглядами рыб неустанно,

что в водный глядят окуляр

прудов, луж, озёр, океанов,

экранами, стёклами фар,

и небом (прибор лаборанта),

и птицей, картиной с быком,

глазками часов и курантов,

и фото умерших, волков,

и линзой машин и оконцев,

и чучелом, куклой гляжу,

с фонариком лунным и солнцем

за кельей, раздольем слежу…

Вид камерой всех телефонов

и мордой домашних зверьков

за бодрым, раздетым и сонным.

Я всюду! Во взорах жуков…

Побитая душа

Как короб от баяна,

без клавиш, нот, мехов,

душа глупца, буяна,

без смысла, потрохов -

бессочная, пустая,

с подкладкой чуть гнилой,

и пресно-негустая,

с защёлкою кривой

и ржавыми петлями.

В нутро не входит свет.

Гудит от ветра днями.

В нём инструмента нет.

Дырявый. Кожу сморщил.

Без бирки. Чей он есть?

Кто мастер-изготовщик?

С какого года честь?

Из формы манекена,

что сплавился, сгорев,

отлит в куб в новой смене,

где кислый воздух спрел.

И так живёт личина

ненужной простотой,

без смысла и причины,

наполнен пустотой…

Пенал пинали этот

детишки, гром, актёр.

Наверно, лучший метод -

принять на свалке мор…

Карантин

Покрасив крошки чёрным,

я ем, хрустя, икру,

читаю книги мёртвых,

забыв живых игру,

борюсь с животной ленью

прогулкой до дверей,

как кошка, мчусь за тенью,

учусь речам зверей,

почти забыв людские.

Ах, заперт мой острог!

И вижу ясно Змия,

что манит за порог.

Питаю злость бездельем.

И вместо пяльцев лом.

Стекло и стены кельи

в мечтах тараню лбом.

И вянут крылья. Душно.

Ведь нужен я пыльце!

Без песен миру скучно.

Я – шарик в бубенце.

Душа без чувств и пищи,

и свежих нот, питья.

То – испытанье нищим,

рок, казнь, епитимья?

Жую запас от дури,

уж псом рыча на мир,

пою, как чайка, туры.

Испив густой чифир,

курнув, гляжу туземно

во тьму-глазурь, сырок.

Тяну, почти тюремный,

квартирный долгий срок…

Пирамидка

Судьба – цветная пирамидка:

центральный шест, земельный низ,

широкой первою накидкой

из бессознанья белый диск.

Желтеет дальше мило детство,

вверх юность розово цветёт,

а зелень – молодость в эстетстве,

синеет взрослость. Высь растёт.

На столбик следующим слоем

ложится старость серо, вкривь.

Великий фатум и надстрои.

Порой нанизан цвет иль три…

Спаялись радужные вспышки

из лет, событий, бед и проб.

Венчает стела чёрной крышкой,

под коей малый красный гроб…

Пропойца

Пивною пробкою медаль

за мысли, крупные испитья,

за то, что дальше всех блевал,

за бой кулачный, тел избитья,

измены, крики, грязный гул…

Ты похмелялся, отняв соску!

Пропиты в зиму свечка, стул,

ребёнка плед, жены расчёска.

Бутылок гул, как гор парад.

Вино с обеда до обеда.

А у других пучок наград

за книги, песни и победы.

Твои ж в мешок, снести в утиль.

И нет истории сей хуже.

Как будто вовсе ты не жил,

топился в красках, умер в луже…

Космический мастер

Иглой меж пуговиц цветастых,

вдоль пашни ткани путь ведёт,

цепляет звёзды неопасно -

Господь рубашку тихо шьёт.

И блёстки холодно сияют.

Покрой изящен, статен рост.

Чуть неумело пришивает,

немного шарики вразброс.

Он чинит дыры и подкладку,

и астероидом жарким прям