Мишель покачал головой:

– Не думаю, что все они знают, кто стоит во главе заговора. Мятежники наверняка договаривались непосредственно с главарём разбойников, а самих горожан толкнули на бунт случайные люди из толпы.

– Безусловно, – подтвердил Дариор, – но мы вычислим среди пленных так называемых «офицеров» – тех, кто выделяется среди общей массы бунтовщиков. Для этого сделаем следующее: вы, Мишель, спуститесь в камеру и скажете, что она непригодна для такого количества народа. Поэтому пятерых человек нужно перевести в другую комнату – более светлую и чистую. Но нам якобы не к спеху решать, кого куда. Посему бандиты должны сами решить, кто останется здесь, а кого переведут в «просторные апартаменты».

– Куда? – переспросил Жан, удивившись последнему слову.

Дариор не успел ответить, ибо Озанн хрипло расхохотался:

– Превосходный план, сир! Однако для «беседы» с «офицером» всё же потребуется палач.

– Да погодите вы с палачом! – раздражённо бросил Дариор. – Я не хочу, чтобы об этом деле знали посторонние.

– Разумно. Тогда я могу привести своих мавританских слуг. Они тоже весьма виртуозно управляются с орудиями пыток, а за их надёжность я отвечаю головой.

Похоже, этот испанский Влад Цепеш был помешан на пытках и кровопролитии. Что ж – вероятно, для дремучих средних веков это вполне логично.

– Не торопитесь, Озанн, – сказал Дариор уже мягко, – давайте для начала хотя бы вычислим нужного «кандидата в собеседники».

План осуществился как нельзя лучше. Спустя десять минут после того, как Мишель передал пленникам предложение, Дариор спустился в камеру вместе с Жаном и Озанном и увидел следующее. К решётке выжидающе прижались пятеро разбойников, а остальные три десятка заключённых скорбно теснились чуть поодаль. Выбор сделан.

Стражи схватили двоих бандитов из этих пяти и поволокли в соседний погреб. Не в винный, а в другой – пустой, заброшенный и гораздо меньших размеров. Одного мятежника до поры до времени оставили снаружи, а другого затолкали внутрь и пристегнули к железному креслу.

Дариор, Мишель, Жан и Озанн вошли следом. Стражи затворили за ними дверь и тем самым закупорили «комнату допроса».

– Кто таков? – спросил Озанн. Видимо, он всё-таки был первым человеком в замке по части психологического и физического воздействия на пленников. Наверное, имел немало практики в ходе войны с маврами.

Прикованный к стулу человек оказался слабым и напуганным. Судя по застарелым клеймам на руках, это всё же был горный разбойник, а не горожанин. Вопрос испанца его сильно напугал, и пленник ответил дрожащими губами:

– М-моё имя Иоахим. Я из Сеговии.

– Как попал в ряды горных налётчиков?

Иоахим сглотнул и жалобно продолжил:

– Меня взяли в плен на дороге из Жироны. Бандиты спросили нас, кто хочет пойти с ними. Я не хотел умирать, сеньор. Я принял их предложение. Это было всего месяц назад…

– Врёшь, собака! – рявкнул Озанн и наотмашь ударил пленника по челюсти. Тот повалился на пол вместе со стулом и горестно завыл.

– Что вы творите? – закричал Дариор. – Он нам нужен целым и невредимым!

– Но он лжёт! – отрезал испанец. – Раз ему позволили уйти в лучшую камеру – значит, он пользуется влиянием и уважением среди своих. Следовательно, он не простой разбойник, которого наняли всего месяц назад!

Дариор понимал, что проницательный Озанн прав, но не мог позволить ему бить пленника. Не потому, что жалел того, – просто у историка имелись на бандита свои личные планы, в которые он не собирался посвящать «коллег». Потому Дариор решил немедленно встать во главе допроса.

– Как горожане связались с вашей бандой?