Фу-у-ух, давно я речей таких длинных не толкал. Аж употел.

– Ладно, ты прав, – ответила она и опять отвернулась.

Ну вот и что это, сука, за х*йня? Она типа сдалась, правоту мою признала, но у меня такое чувство, будто я сам себе нагадил. Словно она вдруг стала сухим мелким песком, который запросто ускользает сквозь мои корявые грубые пальцы.

В груди заныло, да так и не отпустило, пока не загреб Сашку снова на руки и не понес в подъезд. А она и по сторонам не смотрела, будто пофиг ей, куда и зачем. Зато через порог вышло вроде как символично. А вот в квартире я скривился. У меня же тут… последствия гребаной страдальческой стихии. Я же все, к чему Анька руки свои приложила, из дома повышвыривал. Включая шторы на окнах, постельное белье, даже сраные полотенца. Одно свое старье оставил. А вот мусор с бутылками как раз выносить не заморачивался особо. Как и посуду, ту что не побил, мыть. Свин ты, Колян. И пахнет как в свинарнике. Так, что даже равнодушие Сашкино запашок разогнал.

– Так, давай ты сразу в ванную, Сашка, – торопливо стал я ее запихивать в санузел, не давая как следует осмотреться и нанюхаться. А то еще точно вывернет ее.

На полу тут высилась гора моего ношеного шмотья и запинывать его куда-то было откровенно поздно. Бля, а я все эти недели ходил реально как зомби без мозгов. Даже не замечал ни этого тотального бардака, ни вонищи. А вот теперь позорище. Было бы по чему страдать. По кому. Нытик гадский.

– Давай, мыться, греться, – неловко начал я сдирать с Сашки свои же шмотки.

– У тебя ремонт или переезд? – Она мне не мешала оголять себя.

Надо же, как она деликатно решила вызнать, чего квартиру в свалку превратил. Я жизнь свою чуть в нее же не превратил. Как же вовремя ты мне на голову тупую свалилась, моя девочка-солнце.

– Ремонт, ага. – В башке. Он же и временный переезд был. Мозгов. В жопу.

Как только Сашка оказалась без одежды, я опять подзавис, практически обреченно констатируя, что неумолимо завожусь. Дико, бесконтрольно. Все равно, как упасть в беснующийся поток, а потом хоть сколько руками колоти, а против стихии не попрешь. Несмотря на ее болезненную худобу, ссадины, синяки, часть из которых и моя «заслуга»: моих лап грубых и рта ненасытного. Прекрасно осознавая разумом, что она измождена, физически и морально, обижена на меня, хоть и не подает виду, что в принципе совесть надо иметь, ведь вот, еще и часа не прошло с последнего раза…

Короче, срать на все моему тупому члену. И не только ему. Ведь хотел я Сашку не только на этом, самом примитивном, животном, уровне. Меня в нее всем нутром тянуло. Хотел – это неправильное слово. Нельзя применить хотел-не-хотел к необходимости дышать. Это даже не про секс. Не только про него однозначно.

– Давай, залезай, – крутанул я краны над ванной. – Только не засыпай.

Подтолкнул ее, положив ладонь на обнаженную поясницу, и самого аж шатнуло к ней. Рука к ее коже как приклеилась намертво, во рту высохло, как с жесткого бодунища, в голове звон, в позвоночнике адски раскаленный штырь из гнущего его металла.

О-той-ди, скотина!

Оторвал лапу от ее кожи, чувство – будто ее себе отрубил. Больно прям. Реально. Помотал башкой, вытряхивая из нее сплошную красную пелену похоти, и вывалился спиной вперед из ванной. Дверь захлопнул, да так еще и стоял какое-то время, лупая зенками невидяще, перед которыми только она. Моя Сашка. Голая. Да сколько тебе лет, Колян? Пятнадцать? Голую бабу увидел и разок лапнул – и все, досвидос мозги?

Врезав себе мысленно поджопника, я заметался по хате, сгребая весь мусор по пакетам. Сунулся в холодильник. Ну, ожидаемо. Мышь повесилась. Надо жрачки купить.