– Вопросы этого блока я включила в письменный опросник, который даю клиентам с БАР на первой встрече. Клиент отмечает в опроснике, находится ли он под наблюдением психиатра (и как давно), получает ли фармакотерапию (какую, как давно), были ли у него когда-нибудь суицидальные мысли, намерения и/или действия, был ли опыт госпитализации в стационар психиатрического профиля. Здесь можно уточнить, подтверждён ли диагноз и какой тип БАР, но обычно к моменту заполнения опросника у меня уже есть эта информация. Также в опроснике есть пункт, в котором говорится, что в случае предоставления клиентом неполной или не соответствующей действительности информации, я не несу ответственности за результаты терапии. Помимо своего прямого назначения, письменный опрос выполняет ещё несколько функций. Во-первых, когда клиент отвечает письменно и ставит под документом свою подпись, он осознаёт свою часть ответственности за свой терапевтический процесс. Во-вторых, то, как он это делает, является наглядной демонстрацией его участия в терапевтическом процессе. Клиент, который при виде опросника дёргается в сторону со словами «я не взял очки, давайте вы меня так спросите», не будет сотрудничать. Вероятно, он считает, что кабинет психолога – это спа для депрессивных. (Не могу его винить, очень понимаю. Тоже люблю спа. Но в качестве клиента. На роль спа-терапевта не подхожу.) «Я не взял с собой очки. Как нам лучше поступить в этом случае?» – означает либо готовность к сотрудничеству, либо тестирование возможности саботажа по типу «у меня лапки». Такой клиент, возможно, не очень готов брать на себя ответственность, но готов делегировать её терапевту. «Я не взял с собой очки. Подождите, я сфотографирую на телефон, чтобы прочитать» – человек привык полагаться на себя. Столкнувшись с проблемой, он привычно счёл её своей проблемой и взял на себя ответственность за её решение. Готов к сотрудничеству. Действует сейчас из взрослой или псевдовзрослой структуры личности. Возможны сложности с доверием. Если человек нервничает, заполняя опросник, долго думает, прежде чем поставить подпись, но не обращается за разъяснениями или поддержкой к терапевту, он сейчас действует из структуры псевдовзрослого. Ответственность тяжела, но привычна. Он один в поле воин. И в целом, будет рад сгрузить часть ответственности на меня, если сможет мне доверять. И т. д.

Теперь, собрав всю нужную информацию, я могу оценить возможность выхода в ремиссию этого клиента за 4—8 недель. (Столько времени я могу нести чужую ответственность, оставаясь ресурсным, устойчивым терапевтом, без риска профессионального выгорания.) Если считаю, что это реально, если клиент действительно хочет изменений, у него есть достаточные для изменений опоры, он может мне доверять и т.п., предлагаю контракт на интенсивную психотерапию БАР.

Если я не уверена, что здесь можно справиться за 4—8 недель, я не беру в работу этот запрос. И здесь для меня важно не убить веру клиента в возможность выздоровления, а, напротив, показать, чего конкретно в данный момент не хватает для работы с таким запросом и как это недостающее обрести. Поэтому я подробно объясняю клиенту, почему сейчас не вижу смысла начинать интенсивную терапию, и предлагаю терапию регулярную, где мы найдём нужные опоры, снимем неудобные проекции или восстановим способность доверять, чтобы пойти в большую работу подготовленными и выполнить её быстро и экологично.

Бывает, что основным риском является большое количество актуального травматического материала и отсутствие у клиента опыта глубинной психотерапии. То есть, клиент мне вполне доверяет, у него крепкая мотивация, достаточно опор, времени и психической энергии, но травматического материала очень много, и он ещё даже не начинал его разбирать. В этих случаях я могу взять запрос в работу, но предупреждаю клиента, что ему для выхода в ремиссию, вероятно, потребуется два или три интенсивных курса с периодичностью в несколько месяцев. При этом показанием для начала второго интенсивного курса будет возвращение симптомов гипомании.