Московские страницы. Ванда
Историй всяких милых и пикантных,
Таит старинная Москва.
С времен дворцов, господ галантных
И эта все еще жива.
России муж и в войнах победитель,
Что друг Балкан и турок покоритель,
Что в авангарде на коне был воин храбрый, а не зритель,
Огромной Азии -гроза и многих судеб повелитель,
Усы, как царь, носивший генерал-
Отчизны доблести хранитель,
А русский дух-его учитель
И в государстве многих дел прямой
участник,
От бед Отчизны избавитель
Что на жену, имевший гнев,
В Москву приехал Скобелев.
И с нужными людьми ведя беседы,
Над императором готовил он победу.
Его желал арестовать,
законов новых свод принять,
А там, как дело повернется,
В уздечке Бисмарка держать,
Европе, чтоб не полыхать.
Толстенну папочку он другу
,успевший скоро передать,
К барону Розену награду
пошел публично получать,
Затем в гостиницу, что рядом
побрел довольный отдыхать.
В Столешниках ходила слава!
Любило это место знать,
Умела Ванда, где в покоях клиентов всяких ублажать…
В объятьях немки-проститутки
Издал он свой последний вздох…
Потом уж был переполох
И версий разных была тьма!
У друга документы все исчезли,
А эта смерть-красивая судьба!
Года текли и шли столетья,
Войн не одной промчались лихолетья
И по иронии судьбы на месте точно том, заметьте,
В ЦК решений новых в свете,
Другая Ванда здесь пустила сети.
Товаров женских польский магазин-
Сердца. москвичек тут же поразил.
Колготы, тушь, духи, помада-
Для красоты-еще что надо?
За ароматами"Быть может» и сладким терпким «Может быть»,
Карандашом для глаз, ресниц,
Джинсой, бельем различным-
В толпе, в привычку было здесь давиться,
Из быта братьев заграничных.
Но если, кто стоять весь день
за чем то вдруг и залениться,
То у Раевских в флигельке-за цену втрое, поспешат расжится,
Стоял, где дамский туалет красивый и приличный.
Сюда за «вандовским» всем шли к барыгам всем различным,
Цыганкам, в юбочках форце и теткам нетипичном,
С ментами, что вступали в стычки.
А в 90ые года-вдруг рынка выросла стена,
Торговля с рук, тут чем попало,
до самой ночи темной шла.
Костры горели от коробок,
В наперстки страстная игра,
Но выручали все ж «торжища»,
Когда в разруху шла страна.
Тогда то Ванда и убралась с мест этих вроде навсегда,
Еще оставшись правда на Полянке,
Блудливой жизнею жила,
На Ленинском к себе манила,
Но уж была и не жива…
Увяла дефицитов сила,
Но это ж было! Было! Было!
Столешников! И года нового весна!
Меркурий! Свежее дыханье!
Девица Ванда, что красна еще сидит в моем сознанье.
Петровки угол! Красота!
Историй новых ожиданье…
Московские страницы. Дама в белом
На Якиманке на Большой,
Сроднилась, что с Игумнова судьбой,
Кипела жизнь и здесь был при горой,
Где Николай-промышленник,
Свою, что жизнь считал игрой,
Среди богатых, бедных свой,
От Бога -ум, считал судьбой,
Не знавший в роскоши покой
Свои богатства, словно гной,
Он из фурункула давил
И всем поклонникам дарил…
Слов нет, чудил!
И слепо женщин всех любил.
Для них, не их мужей усатых,
Однажды праздник учредил
И в зале пол монетой царской,
замест паркета настелил.
Запели скрипки, клавесин огромный,
Босой Игумнов тут на монеты лик ступил,
И за Руси хранителей-род славный,
За всех Романовых вдруг тост провозгласил!
Вино -рекой! По злату -босы ножки,
Цыган тут кто то пригласил с живым медведем,
бубном и гармошкой
Потом гостям подали дичь с картошкой…
И снова танцы, пьяный смех,
Вдруг канделябра звонкое паденье,
Из спальни за иконой громкий голос: Грех!
И общее оцепененье!
Всего прошел один лишь день,
Но вся Москва смотрела уж с презреньем,
На знатный «якиманский"дом,
И на хозяина, в угаре пьяном помраченья…
Который так кричал в окно,