Но под парусом в нашем случайном пустом романе
Так же рядом стоят две далёких, ненужных тени,
Так же тихо плывёт луна. В облаках присыпке
Расплывается всё, что казалось нам раньше важным.
Ничего не останется. Даже твоей улыбки.
Даже памяти. Даже души. Стука сердца даже.
«Окно, в котором те же поезда…»
Окно, в котором те же поезда
Стоят всё так же сонно на приколе,
Стоят на воле, но не видят воли.
А мне бы с ними вдруг рвануть туда,
Где за окном мелькают города,
Где лес в снегу и где в ромашках поле,
Где сладкий чай хранит квадратный столик
И ложечка тихонечко звенит.
…но из окна всё тот же сонный вид…
«Пожарные не потушат…»
Пожарные не потушат.
Милиция не поможет.
Прочь! Душит
Огонь. Кожей
чувствую каждую искру, каждый ожёг.
Прыжок
в небо,
И у бога требуй
Самое яркое, ледяное облако,
Грозой расколотое,
С ливнями, ветром —
Лишь они, поверь мне,
потушат
Пылающую душу.
«Какая каша в этой голове!..»
В.М.
Какая каша в этой голове!
Дороги, губы, песни, макароны,
В ней всё смешалось – глупо, несинхронно.
И всё сильнее ветер на Неве,
И так размыто всё, и так условно.
Чай, кофе, полусладкое вино,
И в снег лицом так весело и страшно.
Как самолётик маленький бумажный
Лечу. Куда? Где ярко и смешно,
Где, как ни прячься, всё предрешено.
…а в голове опять такая каша…
«Между словом и делом рассыпалась ночь …»
Между словом и делом рассыпалась ночь —
Фонарями, мостами, губами, руками.
Бьёт бессильно Нева нестареющий камень.
Снег и ветер. Не нынче. Не это. Не с нами.
В город падаю, чтоб не проснуться. А впрочем,
Здесь надежды и не было – сказки и ложь.
Создавать чудеса слишком глупо, наверно.
Дождевые следы на волнующе сером —
Голубях, и асфальте, и Коннике Первом,
На сутулых плечах полуночных прохожих.
Нежной тоненькой ниточкой пряжа из туч
Бесконечно стекает по крышам и трубам.
Снова руки мостов и фонарные губы.
Ночь рассыпалась. Маленький космос погублен.
Город снегом наполнился.
Так лучше.
Межсезонье
Я иду вперёд и
С полоборота
Врезаюсь в толпу пустую, безродную.
Кричит кто-то,
Курит кто-то,
Кто-то безлико идёт с работы.
А осень крутит.
И на перепутье
Жёлуди, каштаны, мечты и люди —
В дожде сУдьбы,
И легче не будет.
Никто не выживет, не осудит.
Мрак сезонный.
Куртка, зонтик.
Напиться – неправильно, но резонно.
А хочется к морю, чтоб беспризорно
Душа без доступа и вне зоны,
Вино в бокалах,
Взгляды усталые
И солнце вязко в бокалах плавает…
…А здесь так мало —
Под одеяло,
Чтоб в межсезонье сердце оттаяло…
Дождь
По крышам ка‘пель тихий дробный стук,
Как будто ёжик лапками скребётся.
Сон входит в дом, но в руки не даётся.
На грядках мокнет, зрея, первый лук,
И льётся аромат цветов вокруг,
И плещет холод в глубине колодца,
И кажется, что в мире больше нет
Людей, а только ёжики и птицы,
И дождь, в котором можно раствориться,
И мокрый и взъерошенный рассвет
(Которого, признаться, тоже нет),
И я, в свой дождь успевшая влюбиться.
«А я всегда любила гитаристов …»
А я всегда любила гитаристов —
За струны-нервы,
За голоса с мурашками игристого,
За то, что первые,
За правду, за крутые виражи и
За свет, за сущее,
За ноту, обрывающую жизнь
И жизнь дающую.
Их оплюют, охаят, освистят,
Забыв про главное —
Они спасут, пусть даже не хотят,
Душой октавною.
«Ты просто человек. А я-то думала…»
Ты просто человек. А я-то думала,
Что боги на земле ещё встречаются,
Что ветви от любви твоей качаются,
Что небо – купол храма, что под куполом
Не просто снег, а тополиный зной,
Что каждый взгляд – бескрайние Вселенные.
Я думала, что я – твоя Елена,
Что ты – Парис, хоть чуточку, но мой.
Запрятавшись под старый сонный плед,
Я верила, что чудеса случаются,
Что ты не дашь сломаться и отчаяться.
Я думала, что лжи на свете нет.