XIV–XV века называются эпохой расцвета русской святости, возрождения монашества и отшельничества, расцвета духовной культуры и искусства, средоточием которых были русские монастыри[157]. Огромным моральным авторитетом пользовались монахи и священники, праведные миряне и благоверные князья, которые впоследствии были причислены к лику святых. Подсчеты показывают, что из 545 святых, прославленных Русской православной церковью до 1938 года, 67 приходится на XIV век, 102 – на XV век, 97 – на XVI век[158]. Святымпочитался человек, который за праведную жизнь, подвиг христианской любви, ревностное распространение веры, а также за страдания и смерть, принятые за Христа, после смерти приближен к Богу и прославлен Церковью[159]. Конечно, святость ценилась в то время гораздо выше образованности, предприимчивости, умственного развития. Ведь духовное творчество святых доходило до чудотворения, ясновидения, общения с Богом. Именно способность чудотворения и нетленность мощей служили необходимыми условиями канонизации, и эти качества пришлось бы включать в формулу святости, если бы такая нелепая мысль возникла у какого-либо безбожника.

Конечно, «святость» и «интеллигентность» – понятия разноплановые, но у них есть область пересечения, заключающаяся в этическом самоопределении святого и интеллигента. Это обстоятельство позволяет поставить вопрос о соотношении святости и интеллигентностив этической плоскости. Ясно, что интеллектуалы далеки от идеала христианской любви, как и маловеры-скептики, эгоисты, снобы или конформисты. Их оставим в стороне. Только интеллигенты-гуманисты, этическое самоопределение которых отмечено альтруистической озабоченностью, толерантностью и благоговейным почитанием культурных ценностей, могут приблизиться к образу православной святости при условии, что предметом их благоговения являются христианские догматы. Житийная литература показывает, что подобные фигуры не редкость в пантеоне русских святых. Несомненными интеллигентами своего времени были святые равноапостольные первоучители и просветители славянские Кирилл и Мефодий. Однако надо признать, что большинство преподобных, святителей, блаженных, благоверных князей и праведников-мирян по образованности и креативности не достигает современного им уровня интеллектного слоя.

Персонификация средневековой русской интеллигенции – задача весьма сложная, потому что мы неизбежно попадаем в зависимость от литературных источников, рисующих облик того или иного исторического лица. В древнерусский период (XI–XIII), как отмечал Д.С. Лихачев, господствовал «монументальный стиль в изображении человека», вследствие чего «все московские князья до Ивана III как две капли воды похожи друг на друга, так что наблюдатель иногда затрудняется решить, кто из них Иван, а кто Василий». Поэтому судить об интеллектно-этических качествах светских и церковных владык весьма затруднительно. Только в памятниках XVI–XVII вв. встречаются более контрастные, но зато и более противоречивые словесные портреты. Например, о Борисе Годунове говорится, что он «оруженосию не зело изящен, а естеством светлодушен и нравом милостив и нищелюбив», но вместе с тем «оболганных людей без рассуждения напрасно мучителем предаваше», «и властолюбив вельми бываше» и т. д.[160]

Приведенный обзор библиотечной интеллигенции древнерусского и старомосковского поколений не является ни полным, ни всесторонним. Он носит пилотный характер, поскольку служит для проверки гипотезы о