Одновременно стало формироваться еще одно понимание интеллигенции, которое впоследствии закрепилось за разночинной молодежью, руководствовавшейся позитивистской этикой «разумного эгоизма» и критически настроенной по отношению к самодержавно-православной российской империи. В кружках интеллигентов-разночинцев образовалась своеобразная субкультура, то есть система норм и ценностей, резко отличавшая её последователей от прочей, умеренно либеральной «образованной публики». И.А. Бунин следующим образом описывал субкультурную интеллигентскую среду своего времени: «Жили они, в общем, очень обособленно от прочих русских людей, даже как бы и за людей не считая всяких практических деятелей, купцов, землевладельцев, врачей и педагогов (чуждых политике), чиновников, духовных, военных и особенно полицейских и жандармов, малейшее общение с которыми считалось не только позорным, но даже преступным, и имели все свое, особое и непоколебимое: свои дела, свои интересы, свои события, своих знаменитостей, свою нравственность, свои любовные, семейные и дружеские обычаи и свое собственное отношение к России: отрицание её прошлого и настоящего и мечту о её будущем, веру в это будущее, за которое и нужно было бороться»[64].

Описание интеллигентских кружков конца XIX века, сделанное наблюдательным писателем, хорошо согласуется с характеристикой субкультурных сообществ, принятой в социологии. Отличительными признаками этих сообществ являются обособление и откровенная оппозиционность по отношению к культуре господствующего общества (истеблишмента); наличие собственных харизматических лидеров (пророков, вождей), своего языка (жаргона), стиля поведения, обрядов; разделяемые членами группы общие ценности, идеалы, жизненные цели; присутствие игровой компоненты, придающей эмоционально-эстетическую привлекательность субкультуре. Именно субкультурный образ жизни провоцировал С.Л. Франка, Ф.А. Слепуна, Н.А. Бердяева на сравнение субкультурной интеллигенции с религиозным орденом или со старообрядчеством, отличавшимся развитым этическим самоопределением. В зависимости от идейных ориентаций, различаются этико-политическая и этико-просветительная субкультуры.

Стало быть, в начале XX века обозначились две одновременно существовавших трактовки русской интеллигенции: социологическая и субкультурная (этико-политическая и этико-просветительная), что обусловило полисемию термина «интеллигенция», к сожалению, ни одним лексиконом того времени не зафиксированную.

В советские времена как социологические определения в духе В.И. Даля, так и субкультурные трактовки были отвергнуты, и общепринятой стала социально-экономическая трактовка: «Интеллигенция – социальная прослойка, состоящая из людей, профессионально занимающихся умственным трудом (ученые, инженеры, преподаватели, писатели, художники, врачи, агрономы, большая часть служащих)»[65]. Или: «Интеллигенция – общественный слой людей, профессионально занимающихся умственным, преимущественно сложным, творческим трудом, развитием и распространением культуры»[66]. Предполагалось, что эти люди являются специалистами в своем ремесле, владеют соответствующими знаниями, умениями, навыками и никакими особыми морально-этическими качествами от прочего советского народа не отличаются. Принадлежность к интеллигенции обусловливалась родом занятий работника. Если кого-то назначали на должность учителя, инженера, писателя, то этот человек автоматически становился интеллигентом; если его освобождали от занимаемой должности, он выбывал из рядов советской интеллигенции.