Вот уже четвертый год лорд Малсбюри жил в особняке, расположенном в живописной деревне Пасси, ближнем пригороде Парижа, откуда управлял обширной сетью английской разведки. Он вел обычную жизнь состоятельного буржуа, ничем не выделяясь среди себе подобных ловкачей, наживающихся на каждой серьезной общественной встряске.

Высокий, худощавый, с колючим орлиным взглядом, впалыми щеками, слегка нахмуренным лбом, словно вечно чем-то недовольный, он не был похож на француза. Любой прохожий без труда определил бы в нем сына туманного Альбиона, чей образ был знаком парижанам по карикатурам, продававшимся у книготорговцев вдоль берегов Сены. Но по странному стечению обстоятельств (или причиной тому необъяснимая неприметность лорда в столичной суете, при всей его необычной внешности?), он не вызывал подозрений, и ни один донос не был сделан на холодно-надменного иностранца, произносившего французские слова с неприятно-жестким акцентом.

Раннее апрельское утро было волшебным. Как иначе, если не волшебством, можно объяснить прозрачный свет, разливающийся над спящей рекой и покрывающий легкой дымкой ее берега? Утренний туман клочьями застревал в свежих кронах деревьев, а затем вновь продолжал свой путь вдоль Сены, пока снова не был схвачен в зеленый плен молодой листвы. Лорд Малсбюри вдохнул прохладный воздух и отправился пить кофе в столовую, где из распахнутого окна продолжал наблюдать за рождением нового дня. Утро было единственным временем суток, которое милорд посвящал созерцанию и размышлению. Затем начиналась обычная рабочая суета, не оставлявшая его до позднего вечера.

Суета новорожденного дня началась с полученной записки, ровные, без наклона буквы которой приятно удивили английского агента. Он прекрасно помнил этот почерк, его просто невозможно было спутать ни с каким другим, настолько изящно очаровательная мадам Демайи выводила строчки своей маленькой левой ручкой. Она звала его, обещала, что он не пожалеет о потраченном времени, писала, что сведения, полученные из первых рук от члена революционного правительства, непременно заинтересуют милорда. Софи просила прийти не раньше полудня и привести секретаря. Лорд Малсбюри нахмурился (Что за странные капризы?), но секретаря взял, и ровно в четверть первого подкатил к особняку на улице Жемчужины.

Софи хорошо подготовилась к встрече гостя: особняк был пуст. Ни одной живой души!

– Я использовала всю свою фантазию, чтобы придумать десяток неотложных дел для прислуги, милорд, – улыбнулась хозяйка, явно довольная результатом. – Мы одни, по меньшей мере, на пару часов.

– Вы, как всегда, неподражаемы, миледи, – улыбнулся он в ответ, с изысканной элегантностью приложив ее руку к губам. – Право, моя миссия во Франции давно провалилась бы, не будь вы моим верным и надежным помощником.

– Если бы ваши комплименты могли превращаться в золото, милорд, я стала бы богатейшей женщиной Европы, – брезгливо отозвалась Софи. – Увы, ваша щедрость уступает вашим похвалам.

– Миледи, помилуйте! – всплеснул руками англичанин. – Если бы я самостоятельно распоряжался доверенными мне средствами, поверьте, вы бы не знали…

– Ах, оставьте ваши фальшивые заверения, лорд Малсбюри! – голос Софи зазвенел нетерпеливым раздражением. – Перейдем к делу. Предупреждаю, что за эти сведения, – она кивнула в сторону лежащих на столике будуара бумаг, – вам придется заплатить полную цену, а стоят они дорого, ох как дорого!

– Ну что ж, посмотрим, посмотрим, – Малсбюри подошел к столу и надел очки. – Ваш почерк – само совершенство, миледи, как и вы сами!