– Твоей форме мог бы позавидовать даже отец, – отметил Джейкоб, когда его дед остался в одних плавках, последовав примеру внуков.

– Похоже у нашей соседки зоркий глаз, – подхватил Аарон, – может стоило пригласить и ее в поездку?

– Сватаешь своего деда, сопляк? – с улыбкой отозвался мужчина.

– Разве что, ты не готов к подобной авантюре…

– Я был готов ещё до твоего рождения, малыш.

Разом осушив пол бутылки легкого пива, что позволял себе все реже, мужчина направился к реке. Не смотря на почти тридцатиградусную жару вода в ней оставалась холодной и касаясь тела, сковывала кожу и сбивала дыхание. Сделав несколько глубоких вдохов, мужчина медленно погрузился под воду и поплыл, а вновь ступив на песок, спустя десять минут, с благодарностью принимал тепло солнца, возвращаясь к шезлонгу под деревом. Через некоторое время к нему присоединилось все его счастливое семейство, синхронно потянувшись к початым бутылкам пива. Девочки в ярких купальниках расположились на шезлонгах и принялись втирать друг в друга масло для загара, Джейкоб привалился спиной к стволу бука, а Аарон лег на бок, запустив руку в корзинку с едой.

– Дедушка, – позвал последний, разом откусив половину сэндвича.

– Ну, что опять? – убедительно играя раздражение отозвался мужчина.

– Ты обещал кое-что рассказать.

– Проклятье. Ладно, дай мне еще одну бутылку.

Сделав большой глоток и ощутив, как почти позабытое, тепло растекается по телу, мужчина начал свой рассказ.

Глава 2

Пожалуй, время, проведенное в Хорватии, было одним из самых эмоционально насыщенных для нас периодов войны, если, конечно, уточнить о каких эмоциях идет речь. Порой настолько ярких, что кровь и по сей день бурлит в жилах, когда я вспоминаю об этом. Но это была война, время контрастов. Все вокруг казалось сюрреалистичной картиной, плодом работы больного воображения, трудно поддающимся рациональному объяснению. И даже сами люди. Порой, видя запутанный клубок последствий человеческих действий, мы были в шаге от того, чтобы заблудиться в причинах, подтолкнувших их к этим поступкам. Учитывая характер наших задач, роскошь невиданной величины.

Трудно было назвать это жизнью, но вместе с тем мы ощущали себя полными жизни. В каком-то смысле, мы были мертвецами, благодаря особенностям нашей работы, с другой стороны, по тем же причинам, мы были живее всех живых. Мы не различали полутонов и не позволяли себе размениваться на грошовые симпатии, но мы познали истинную сущность любви и ненависти, боли и сострадания, горечи и страсти. Мы ходили по краю и, если уж, позволяли себе испытывать некие чувства, то лишь всем сердцем, словно в последний раз. Мы стали фаталистами с приходом войны и потому, либо лили горькие слезы, либо светились от счастья, либо спасали жизни, либо забирали их. В этом мареве подобия жизни, окруженном нечеловеческой жестокостью и смертями, мы поддерживали друг друга, чтобы сохранять рассудок и продолжать делать нашу работу. Я и Моррис. На этот раз в Хорватии.

Мы попали в город под названием Сплит ранней весной 45-ого года. Это второй по величине город Хорватии после Загреба. Наряду с другими прибрежными городами, Сплит делит Адриатическое море с Италией, находящейся по ту сторону залива, откуда мы и прибыли в Хорватию. Мне тогда было 26 лет, Моррис на год старше меня. Это было время заката усташей, Хорватских фашистов, которые при помощи Славко Кватерника, являвшегося по сути их марионеткой, как, впрочем, и многие другие, объявили Хорватию независимым государством. Они были у власти с 41-ого по 45-ый года, хотя последние были для них довольно шаткими и опасными, по причине очевидной близости победы антифашистской коалиции и падения Германии, покровительство которой сыграло немаловажную роль для этих выродков.