Борис. Чему? Нашей богатой животрепещущей культуре? Русскому народу? Вы всего лишь мальчик на побегушках, Василий. Не впадайте в патетику.
Василий Иванович. Для вас я Василий Иванович.
Борис. Вы полное ничтожество, вот вы кто. Как бы поприличнее это выразить? А по мнению нашего начальства, вы всего лишь…
Василий Иванович. Что? И кто же я?
Борис. Обуза. Это ее слово.
Василий Иванович. Обуза? Вы это придумали. Это не может быть правдой! Дарья Гавриловна весьма ценит мою работу в музее.
Борис. Дайте же мне отдохнуть! Вы живете в каком-то параллельном мире, не так ли, Василий? Ну кто-нибудь, помогите мне убраться отсюда! Я почти надеюсь, что мэр закроет наш музей.
Василий Иванович. И что же вы будете делать, если это произойдет? Москва! Москва! Не может дождаться, когда он там окажется!
Борис. Москва? К дьяволу Москву! Ай билонг ин Нью Йорк. (Говорит с английским акцентом.) Телепортируй меня, Скотти!
Борис исчезает.
Василий Иванович. Он не знает, что такое уважение, вот в чем дело. Еще чего, Нью-Йорк! Дарья Гавриловна никогда не говорит со мной в таком тоне. Кроме того, есть люди, которые интересуются… необычными вещами. Например, джентльмен из Норвегии, который приходил на днях. Очень благородно выглядел. Он интересовался искусственным осеменением, насколько я мог понять. Мы с ним имели очень интересную беседу об Ибсене. Я рассказал ему, что видел «Привидения». Любительская постановка, конечно, это же не Москва, но все-таки Ибсен. Я не знаю, о чем говорить с норвежцем, знаете ли, но он был явно под впечатлением. И знаете, что интересно, я ему сказал, что Ибсен полжизни провел за границей, как и Тургенев: Италия, Германия, и так далее. Тургенев не так уж много времени жил в Италии, в этой незначительной стране, как я слышал. Италия – это далеко не Франция. А также у Ибсена был незаконнорожденный ребенок, совсем как у Тургенева – опять совпадение. Когда кто-то выпадает из круга общения в социальном плане, если вы понимаете, что я имею в виду, я ему сказал, что в обоих случаях потомство… кровь должна сказаться… это все довольно грустно, но кровь есть кровь. И Ибсен также в свои поздние годы испытывал некий, я бы сказал, энтузиазм в отношении молодой пианистки, как и Тургенев; правда, Тургенев испытывал страсть не к пианистке. Мадмуазель Савина была актрисой, но это не меняет дела: он был ею сильно увлечен, хотя всем сердцем он любил другую женщину. О, да, такое иногда случается. Ну, это же вполне можно понять: вам около шестидесяти, ваши надежды на то, что вы полагали счастьем, можно сказать, ослабевают… У любви много ликов, не так ли? Но не всегда она является нам в том виде, в каком она нам являлась в мечтах. Не сомневайтесь: он любил мадам Виардо всем сердцем. С самого первого дня, как он ее увидел, Тургенев любил мадам Виардо. И я полагаю, что по-своему, она, вероятно, тоже его любила. Но по-своему. Она не была душевной женщиной, эта мадам Виардо, но все-таки, я думаю, она любила. Можете не сомневаться, что Борис не верит в любовь.
Борис. Любовь? Это всего лишь слова. (Насмешливо.) «Я вас люблю», «Я вас обожаю», «Вы так прекрасны», «Не могу без вас жить». Если убрать сантименты и потные ладошки, это все сводится к… (показывает жест, обозначающий секс.)
Василий Иванович. Это не правда, это не так. Как вы можете говорить такое? Это, это…
Борис. Что? Святотатство?
Василий Иванович
Борис. О, Боже, только не Пушкин опять, пожалуйста!
Василий Иванович