Хозяина с надменным и строгим лицом звали Хью. В сущности, он относился ко всем своим постояльцам с добротой, вне зависимости от потраченных ими денег. Жил он безбедно, но никогда не хвалился своим состоянием, тем более не давал Морни хвалиться им.

В Ксо было ещё одно озеро – Глубокое, рядом с ним и обосновалась большая часть горожан. Там же и была построена "Стухшая пища", предназначавшаяся исключительно для простого народа, богатеев там не жаловали.

Озёрная вода вплотную подходила к гладким и скользким городским стенам, по которым нельзя было взобраться с внутренней стороны, потому покинуть город представлялось возможным лишь на лодках. А с внешней стороны Глубокого озера никто не жил, кроме, пожалуй, выродков. Там их было значительно больше. С их появлением многие местные жители перестали даже ненадолго отлучаться из города, в силу того что попросту боялись приближаться к пугающим созданиям, поджидающим на другом конце берега у южных ворот.

Вынужденные пребывать в своём промозглом закутке, горожане ловили рыбу, пили озёрную воду, что, кстати говоря, и могло являться причиной их бесчисленных болезней. Но многие привыкли к этому, и всё, что им требовалось для процветания – изредка выказывать недовольство тем, из поместья, что не бедствовали, ведь там имелись вторые северные ворота, доступные лишь знатным придворным. Через них и проезжали крытые повозки, доверху заполненные разной снедью, одеждой и другими необходимыми вещами, толика которых иногда доходила и до простонародья, когда то делалось чересчур назойливым.

Но в "Стухшей пище" собирались самые что ни на есть благодушные и неприхотливые посетители. Они довольствовались тем, что подносил им трактирщик, их радовала и рыба, которую им случалось вылавливать. На постоялом дворе не бывало выродков, и то ладно. Да и Тьюкса устраивала несложная работёнка, за которую Хью платил неплохие деньги.

Неделю Тьюкс прожил в "Стухшей пище". Можно подумать, что он и позабыл о "списке специалистов по выродкам", о котором поначалу так часто размышлял.

Когда день близился к завершению, Тьюкс – за ним такое водилось – принимался слоняться по округе, разглядывая рыбацкие домики и их хозяев. Вот и сегодняшним вечером он неторопливо прохаживался вдоль Глубокого озера, как внезапно суетливую болтовню снующих горожанок прорезали громогласные слова королевского глашатая.

– Жители Таргерта! – донеслось до Тьюкса. – Жители Ксо! Слушайте! Слушайте и внемлите зову и закону!

Когда Вайтеш очнулся, он ничего не увидел, зато почувствовал, как его глаза надоедливо царапает и щекочет грубо затянутый лоскут ткани. Он потянулся было к лицу, дабы вернуть себе зрение, и тут же осознал, что и сам крепко связан толстой верёвкой. Давно затёкшие плечи попросту перестали ощущать её прикосновения.

Вайтеш дёрнулся, конечности и не думали повиноваться. Тогда он попытался прислушаться. Ничего другого ему не оставалось, он до смерти боялся заговорить в полнейшей тишине. Всё вокруг хранило печальное безмолвие, наконец, вернувшееся обоняние сообщило отнюдь не меньше, чем, как рассчитывалось, поведали бы слух или зрение.

В воздухе таился еле различимый, почти что неосязаемый дурманящий аромат. Вайтеш принюхался, и чем дольше ноздри втягивали воздух, тем отчётливее делался запах – смесь из цветковой пыльцы и срубленного ещё не увядшего дерева. В то же время Вайтеш отчего-то вспомнил старого Сайласа. Он отчётливо ощущал этот аромат каждый раз, когда, проходя дом старика, перекидывался с ним новостями. "Может, это его жена так пахла?" – предположил Вайтеш про себя. Он не хотел произносить вслух ни одной догадки, все они могли быть чистейшей выдумкой разыгравшегося испуганного воображения. В ином случае он тем более не хотел и думать о них.