Песня бодрила.

***

– Ладно, решено, – процедил он сквозь зубы. – Развод так развод.

Она рассмеялась.

– Думаешь, я плакать буду?!

– Не будешь?

– Не-а.

– Ай, красавица!

– На хуй иди.

Она переместилась на кухню. Иван потоптался по квартире, посмотрел программу передач. Ничего интересного.

– Я к матери поеду, – доносилось бормотание жены. – Не хочу с тобой ни дня оставаться. Виталика сама заберу.

– Скатертью дорога.

– Завтра заявление напишу. Если желаешь, тоже приходи. Часам к десяти.

– Сама справишься.

Роясь в сумочке, жена вышла в коридор.

– Я знала, что всё плохо кончится, – говорила она вполголоса. – Угораздило меня за такого мудака замуж выйти!

– Пасть заткни! – крикнул он. – Пока в окно тебя не выкинул.

– Неудачник! – яростно выдавила она.

Он открыл дверцу шкафа. Диска на месте не было.

– Где моя пластинка? – вышел он в коридор.

– Какая пластинка? Не знаю.

– «Дип Пёрпл»! Моя пластинка!

– Ой, иди в пизду со своей пластинкой.

– Ты, сука! – подступил он вплотную. – Если ты что-то с ней сделала…

Жена заслонилась руками.

– Только ударь меня! Сразу сядешь.

– Где пластинка, курва?!

– Не видела я пластинку. Отстань!

Он рыскал по квартире, открывал дверцы шкафа и тумбочки. Заглянул под диван.

– Если ты её выкинула…

– Ничего я не выкидывала, – пищала жена. – Наверху, на шкафу – не она?

Диск был там.

– Убиралась, переложила случайно…

«Сука, – думал он. – Гнусная сука!»

Жена торопливо выскользнула за дверь.

Иван достал вату, дистиллированную воду и стал протирать виниловые бороздки.

***

– Борис Степанович, можно к вам?

– А, Ваня! Заходи, заходи.

Директор был артистично приветлив.

– Я с заявлением.

– Каким заявлением?

– Об увольнении.

– Об увольнении!?

Директор попытался изобразить крайнюю степень удивления. Получилось это натужно и неубедительно.

– Да, решил уволиться.

– Что так? Что-то лучше нашёл?

– Нет пока. Но здесь больше не хочу работать.

Борис Степанович поморщился.

– Обиделся, что премии лишили? Сам виноват. Поймали на проходной пьяным – всё, ничего не попишешь.

– Да не в этом дело.

– А в чём?

– Не нравится мне здесь.

– Вон оно что! – директор саркастично улыбнулся. – Что же тебя не устраивает?

– Всё не устраивает. Люди, условия.

– Эх как! Вона ты какой ты у нас!

– Такой, какой есть. Настоебала вся эта тупость.

Директор был оскорблён словами Ивана.

– Ты думаешь, перед тобой все двери открыты? Ждут тебя с распростёртыми объятиями? Ошибаешься. Сейчас тебе ой как тяжело будет хорошее место найти.

– Как будто это хорошее.

– Ну, хорошее не хорошее, но вполне приличное.

– Конечно, конечно. Переходите и вы в вулканизаторщики. Вам понравится.

Борис Степанович обиженно молчал. Теребил в руках авторучку. Задумчиво смотрел в окно.

– Да что я с тобой разговаривать буду, – изрёк наконец. – Давай твоё заявление.

«Не возражаю», – написал на бумаге. Поставил дату и подпись.

10.16 – горело на электронных часах проходной.

«Прямо как продолжительность «Child In Time», – подумал Иван.

***

– Виталик! – позвала мама сына. – Выйди на лестничную площадку. С тобой папа поговорить хочет.

– Папа пришёл? – удивился Виталик.

Он приоткрыл дверь и переступил порог квартиры.

Папа стоял, прислонившись к перилам. Увидев сына, расплылся в улыбке.

– Здравствуй, сынок! – присел на корточки.

Запахло перегаром. Папа был небритый и очень худой.

– Как ты?

– Хорошо, – буркнул Виталик.

– В каком сейчас классе?

– В третьем.

– Ух ты!

Иван смотрел на него пристально, долго, а потом вдруг расплакался.

– Прости меня, сынок! – обнял он сына. – Я страшно виноват перед тобой.

Виталик застенчиво молчал. Папа утёр слёзы, шмыгнул носом и полез в пакет, который стоял прислонённым к стене.