– Я тебя поняла.

Ее голос немного дрожал. По-моему, она обиделась, и теперь пыталась сделать вид, что сохраняет хладнокровие. Мне даже стало стыдно. Наверно, зря я так накричал на нее. В конце концов, сидеть в редакции по ночам и проверять чужие новости, пока остальные спят – тоже работа не из приятных. Но извиняться я не стал, просто бросил трубку.

Совершенно очевидно: завтра я потеряю работу. Любовь, конечно, с утра расскажет Инессе. И та уволит меня, к гадалке не ходи. Похуй. Уволят так уволят. Имеют право. Я все равно уже ничего не изменю. Возбуждение от разговора ушло, и его место заняла легкость, разливавшаяся теперь по всему телу. Вскоре я заснул глубоким сном без сновидений и, кстати говоря, неплохо в эту ночь выспался.

Проснувшись утром, я некоторое время раздумывал, ехать ли в редакцию. Большого смысла ехать ради одного увольнения нет, да и говорить с Инессой мне не хотелось. С другой стороны, если я сделаю это сразу, не придется ехать потом. К вечеру об Инессе, пресс-секретарях, Ксении и опенспейсе можно будет забыть как о страшном сне. К тому же нужно забрать вещи и зарплату за месяц. Немного поколебавшись, я решил съездить.

Инесса меня ждала. Торжественным, гробовым голосом она сказала мне: «Пойдем в переговорку». При этих словах все вокруг подчеркнуто отвернулись, делая вид, что занимаются своими делами. Только Ксения, сидевшая рядом с Инессой, посмотрела на меня. Я думал, что она будет злорадствовать, но ее лицо не изъявляло никаких эмоций. Она просто смотрела сквозь меня.

Инесса завела меня в отдельную комнату с круглым столом наподобие того, что был на брифинге в Доме правительства, с торчащими из столешницы микрофонами. Я сел, и она села напротив меня. Уставившись немигающим взглядом мне в глаза, Инесса принялась меня отчитывать. Она говорила, что обругать коллегу грязными словами – непозволительно и неприемлемо, так лениво работать – непрофессионально, и так далее. Заканчивая мысль, Инесса постоянно повторяла: «Ты считаешь, это нормально, да?» Я ничего не отвечал, только кивал головой и удивлялся тому, как легко воспринимаются слова Инессы теперь, когда я знаю, что у нее больше нет власти надо мной.

Она пыталась вывести меня на разговор, добивалась, чтобы я сам признал, что виновен. Я что-то мычал в ответ. Говорить мне не хотелось. Я просто ждал, когда она объявит, что я уволен. Скажи это уже, Инесса, и разойдемся. И тут произошло то, чего я никак не ожидал. Инесса перестала меня ругать.

Замолкнув, будто бы выдохнувшись, она сказала:

– Не испытывай мое терпение больше, пожалуйста. И чтобы никаких больше пререканий с коллегами. Перед Любой ты извинишься, я с ней поговорила. И бога ради, начни выполнять KPI по новостям, мы постоянно позже всех.

С этими словами она встала и пошла к выходу. Я сидел ошарашенный. Едва ли Инесса могла нанести мне удар более страшный. Я чувствовал, как ее власть возвращается. Во мне нарастало отчаяние. Я снова был рабом Инессы, снова зависел от того, что она говорит и думает.

Когда Инесса была в дверях, я окликнул ее:

– Подождите.

– Чего? – она удивленно обернулась.

Всю дорогу сюда я морально готовился к тому, чтобы стерпеть нападки Инессы и мужественно принять увольнение. Теперь я просто не знал, что делать.

– Чего? – повторила Инесса. – Ты хотел что-то сказать? Говори.

– Я увольняюсь, – выпалил я.

Сказав это, я внутренне сжался. Мне показалось, что я нанес Инессе непоправимое оскорбление, подвел, подставил, предал ее. Она потратила на меня столько времени, они с Аленой обучали меня, а я просто ухожу, не проработав и двух месяцев.