Она привыкла жить так. Без завтра, без вчера. Одним днем.
В монастыре ее дни были расписаны и подчинены строгому порядку: подъем до рассвета, работа, молитва, сон. Дел в храме всегда много. Летом огороды и скотина. Зимой монахини плели кружева и ткали льняные полотна. Работа не заканчивалась, и не оставалось времени на пустые размышления. Однообразие, когда утром ждешь наступление вечера, а ночь проносится одним мгновением, сжало их в один скучный незаметный день.
И вот теперь, оглядываясь назад, Александра вдруг поняла, что не помнит этих десяти лет, не чувствует их. Напуганная и растерянная, она добровольно позволила жизни остановиться, все эти годы жила спящей царевной из сказки. В ворота монастыря вошла тринадцатилетняя девочка и вышла она же. И что ей делать теперь со своей жизнью?
Александра не знала.
Она могла остаться в какой-нибудь деревне и надеяться, что маги никогда не узнают о ее тайной сути. Ужасна судьба чародейки без опекуна и чар. Маги-алхимики и деревенские знахари используют кровь для эликсиров. А могут посадить в башню и заставить рожать детей для продажи в другие маноры. Попытаться найти другой храм, где боги и люди вновь не заметят, кто она? С алым маком в полспины? Они должны оказаться слепыми… Уйти на север? Там есть вольные земли, северные города, есть надежда укрыться. Только как дойти туда? Чем ближе к северу, тем больше кораблей торговцев невольниками, диких зверей и беглецов, промышляющих разбоем…
Так она и сидела в лодке, опустив руки. Застыла, замерла, затаилась. Нельзя думать о завтрашнем дне, потому что тогда придется признать, что проиграла.
Александра наклонилась над бортом, плеснула в лицо холодной воды.
Если бы она могла остаться навсегда здесь, посреди реки, вдали от людей и магов! Но этот лес, и эта река, и эти берега обманывают своей безлюдностью. Вот-вот закончатся опасные для людей приграничные земли и берега обрастут деревеньками. Она задержала руку в воде, разглядывая собственное отражение.
Может, прыгнуть в воду и пойти ко дну? Если суждено погибнуть, зачем сопротивляться?
Она не могла покончить с собой. Как бы глупо это ни звучало, но Александра верила в богов. Верила, что Милость пустила ее в храм не по ошибке, а значит, в жизни есть смысл, есть защитники и есть цель. Нужно просто идти, а дорогу боги положат под ноги сами. На юг? Пусть будет юг…
К полудню четвертого дня лодка замедлила бег и остановилась перед границей маноров. Рысь сделала крутой поворот и уперлась в стену плотного серого тумана.
От сестры Руты Александра слышала, что так зловеще граница выглядит нарочно, чтобы отпугнуть беглецов. Что нет там на самом деле ничего страшного для неклейменого человека, но, оказавшись перед ней, – испугалась.
Туман двигался, выгибался, протягивал серые пальцы. Ждал: войдет ли? Кровь наполнилась щекочущим ощущением близкой магии, кровь отлила от лица, и онемели пальцы.
За двадцать три года Александра никогда не пересекала границы маноров. Сначала земли здесь принадлежали ее приемному отцу, затем отошли госпоже Милевской. Прежние границы изменились, господин Адденс отхватил кусок земель госпожи Милевской, и теперь между Александрой и Заречьем стоял туман.
Она перевела дыхание и крепче взялась за весла. Раз выбрала дорогу, глупо отступать. Лодка нехотя вошла в туман, и тот жадно потянулся к Александре. Несколько долгих минут она просто гребла в плотном полумраке, чувствуя, как он, слово большой пес, облизывает ее холодным языком. Онемевшие пальцы не гнулись, свело плечи, а затем туман рассеялся, так же резко, как и появился. Вокруг стоял все тот же яркий весенний день. Лодка, подхваченная быстрым течением, вновь пошла вперед, лишь долго не могло успокоиться сердце.