Дневник лежал на полу. Хотя она точно помнила, что оставила его на столе.
Лебедова дышала через рот, пыталась вспомнить что-то логичное – что ей говорил Малек про страхи, про то, как они работают. Но внутри была только дрожь, сжимавшаяся в узел где-то под рёбрами.
Она подняла дневник. Открыла его наугад. И увидела там свою собственную запись. Её почерк, её слова, написанные только что.
«Я не хочу быть прозрачной.»
Лебедова бросила дневник на стол, схватила пальто и выбежала из клиники. Замок громко щёлкнул за её спиной. Воздух был холодным, свежим, настоящий. Настоящий, в отличие от всего, что только что происходило внутри.
Она достала сигарету, прикурила дрожащими пальцами. Телефон включился сам. На экране мигнуло сообщение от Малека:
«Если придёт страх, приезжац.»
Лебедова выдохнула дым, выругалась сквозь зубы.
– Но Малек не мог такое написать. Он вообще не общается по-чешски.
***
Больничная палата пахла йодом, несвежими простынями и чем-то сладким, как старый сироп от кашля. Окно было приоткрыто, ветер шевелил жалюзи, бросая тени на бледные стены. Лебедова лежала с закрытыми глазами, но Малек знал – не спит. Просто экономит силы.
Он сидел рядом, не выпуская её руку, хотя это было даже не рукопожатие – скорее, деловой жест, как при подписании контракта. Холодные пальцы, слишком сухая кожа. Пульс бился неравномерно, как метроном с севшей батарейкой.
– Ты выглядишь, как труп, – сказала она хрипло, не открывая глаз.
– Зеркало на входе видела? – ответил он. – Там я вообще как привидение.
Она усмехнулась, чуть качнув головой. Потом с трудом повернулась к нему. В голосе ни тени жалости к себе, только привычная сухая ирония:
– Ты же понимаешь, что я тебя не брошу?
– Мария… – Малек задержал дыхание. Он не любил такие разговоры. Они всегда пахли либо ложью, либо прощанием, а он терпеть не мог и то, и другое.
– Нет, ты послушай, – она стиснула его пальцы, резко, как при попытке отрезвить пьяного. – Ты можешь делать вид, что тебе плевать, можешь строить из себя монаха-одиночку с комплексом спасителя, но я-то знаю. Я видела тебя в тех домах. В архивах. В переулках, когда ты думал, что один. Я видела, как ты выдыхаешь, когда понимаешь, что я рядом. Так что не надо мне этой чуши про «я не могу тебя втягивать».
Малек медленно выпустил воздух. Положил её руку на одеяло, но пальцы не разжал.
– Ты слишком долго со мной, Лебедова. Ты уже не различаешь, где ты сама, а где я. Это опасно.
– Серьёзно? – она фыркнула. – Ты хочешь мне сказать, что заботишься о моих границах? После всего, что мы с тобой вытаскивали из этих стен?
Малек молчал. Только скрип пальцев по пластиковой спинке стула выдавал, что он держит себя в руках.
– Я не дам тебе сдохнуть, Малек. И не дам тебе сделать из меня очередную тень, которая уйдёт в дождь и не вернётся. Ты мой чёртов босс, ты мой проклятый психиатр, ты мой личный демон. И если ты сейчас скажешь мне «отдохни», я встану, сорву капельницу и догоню тебя, даже если ты убежишь в свою монастырскую задницу.