Франтишек выругался.

– И что ты собираешься делать?

– Вернусь туда. В тот дом.

– Ты спятил?

– Я не могу копаться только в бумагах. Бумаги – это следы, а мне нужны те, кто оставил эти следы.

На том конце провода повисла тишина. Франтишек, конечно, мог бы сказать, что это плохая идея. Что Малек снова лезет в грязь, которая ему самому стоила лет терапии. Но они оба понимали, что спорить бессмысленно.

– Ладно, – вздохнул Франтишек. – Только скажи, когда поедешь. И если не выйдешь на связь – я вызову полицию.

Малек усмехнулся.

– Секта переживёт ещё одну встречу со мной.

Он отключил телефон и открыл ноутбук.

Форумы бывших сектантов – это особенное место в интернете. Там редко пишут с настоящих аккаунтов. Никто не выкладывает фото или реальные имена. Только текст – резкий, скомканный, наполненный страхом, который не выветривается даже спустя годы.

«Я до сих пор проверяю зеркала. Потому что в секте нас учили, что через них наблюдает Бог».

«Они говорили, что мы особенные. А потом забирали тех, кто задавал вопросы».

«Некоторые секты не исчезают. Они просто меняют имена».

Эту фразу Малек перечитал трижды. Он знал это правило ещё с монастыря. Одно имя становится грязным – его сжигают, а на пепле рождается новое. Та же структура, те же люди, новые слова.

Малек открыл поисковик, вбил название секты, которую когда-то упоминали в старых делах Виктории. Потом ещё одно. И ещё. Через полчаса он вывел цепочку: пять названий, три закрытых дела, два скандала и один тихий переезд в другой город.

Название менялось. Суть – нет.

Он закрыл ноутбук, допил холодный кофе и достал из шкафа старый рюкзак. В нём до сих пор лежала старая зажигалка, сложенный нож, блокнот с кривыми записями, сделанными дрожащей рукой.

– Значит, еду, – сказал он вслух самому себе.

Он даже не удивился, когда снова услышал шаги под окном. Теперь Малек знал: они не просто следят. Они ждут. И набрал своего секретаря.

***

Лебедова всегда водила так, будто ненавидела машину. Она резко переключала скорости, плевала на ямы и могла одновременно держать руль одной рукой, а второй искать зажигалку в сумке. Малек это знал и поэтому молчал. Если бы он сказал что-то, она бы только назло врезалась в мусорный бак.

– У тебя точно есть права? – спросил он, когда машина с визгом влетела в очередную лужу.

– У меня есть любовь к скорости, – ответила Лебедова, доставая сигарету.

– Сказала бы сразу, я бы надел шлем.

– А ты думал, мы едем в спа? – она хмыкнула. – В сектантский спа с экзекуциями.

Малек усмехнулся, но быстро замолчал. Дорога к дому секты была длинной, и чем ближе они подъезжали, тем сильнее менялся воздух. Даже сквозь стекло чувствовалось – здесь пахнет старым деревом, водой из колодца и чем-то ещё, чуть сладким, почти болезненным.

– Почему ночью? – спросила Лебедова.

– Потому что днём тут слишком тихо. А ночью вещи начинают говорить.

Она молча кивнула. Её это не пугало. После пяти лет работы с Малеком её вообще мало что пугало.

Дом появился из тумана, как голодный зверь. Его стены были серыми, но не потому, что их так покрасили – это была серая от времени и сырости кожа. Забитые окна, косая дверь, следы копоти на стенах – будто кто-то пытался сжечь дом, а потом передумал.

– Симпатично, – сказала Лебедова, заглушая мотор. – Я бы тут сделала йога-ретрит.

– Очень смешно.

Они вышли из машины. Земля под ногами чавкала. Совсем рядом были следы шин – свежие. Кто-то приезжал сюда до них.

– Мы одни, да? – Лебедова достала фонарик.

– Сейчас – да. – Малек посмотрел на дом. – Но это может быстро измениться.

Дверь поддалась легко – словно сама хотела их впустить. Внутри пахло гнилым деревом, холодным железом и чем-то уксусным, как от старых яблок, которые забыли в погребе. Стены были влажными, воздух густым, как в старой бане. И тишина – не просто отсутствие звуков, а та тишина, в которой скрывается эхо старых голосов.