Так что моему деревенскому детству я ставлю оценку «хорошо». И вы увидите в следующих главах, что это было так на самом деле.
«Всем лучшим во мне я обязана книгам!»
– Говорю я теперь вслед за писателем Горьким.
Я бы не хотела жить подобно «Колдунье» – Марине Влади (кто из нынешних видел этот великолепный, полный романтической прелести фильм по рассказу Куприна «Олеся»?) – жить только в лесу и только на природе. Нужно расширять свой кругозор, чтобы потом войти подготовленной в большой мир людей. Как расширять кругозор в то моё время? А книги? Как я благодарна им! И, слава Богу, что я рано стала читать и что чтение мне полюбилось, стало неотъемлемой частью моего духовного роста.
Вот убей – не помню, в каком доме была у нас в селе изба-читальня. В школу я ещё не ходила, но уже читала. Наверное, с мамой я заходила в читальню, но хорошо помню, как набралась смелости и первый раз зашла в помещение одна. Робко встала у порога.
Библиотекарша приветливо спросила:
– Что тебе, Люсенька?
– Книгу! – почти прошептала я.
На столе лежали тонкие и толстые книги. Я выбрала самую толстую, в красном переплёте с каким-то зигзагом на обложке. Называлась «Борьба за мир».
– Ты, наверное, для мамы или папы берёшь? Да?
Я почему-то оробела и утвердительно кивнула головой.
– Запишу на твою маму. Смотри, не потеряй! – напутствовала меня библиотекарша.
И вот я иду по улице с толстенной книгой. Меня распирает гордость. На лавочке у дома Карташовых сидит дед Костя в очках, читает газету. Увидел меня. Со смешинкой в голосе сказал:
– Ну-к, Люся! Почитай мне. Что-то глаза мои плохо видят, а у тебя глазки вострые.
Я подсаживаюсь к деду, пытаюсь читать его газету, но слова все непонятные. К тому же я не знаю, в каком месте надо ставить ударение в том или ином слове. Получается абракадабра. И такая же абракадабра была написана в книге из читальни: «агрессо´ры», «ин-тер-вен-ты´» и всё в таком духе. Что ни слово, язык спотыкается.
Через какое-то время я отнесла книгу в читальню.
Библиотекарша с улыбкой спросила:
– Понравилась книга маме?
Я потупилась и сказала:
– Я сама её читала.
– Да ты что? Ты уже читаешь? Но тебе рано читать такие книги. Они для взрослых. Вот возьми-ка эту книжку!
И протянула тоненькую книжечку в пёстрой обложке. На обложке были изображены кот и кошка, одетые, как люди, идущие на задних лапках и «под ручку». Книжка называлась «Базар». Кто помнит, как кот Федот и кошка Матрёшка пошли на базар, где товарами торговали звери и насекомые?
Я читала и перечитывала. Счастливо смеялась. Повторяла, как жук с воза кричал: «Брын-з-з-з-а!» И хотя слово «брынза» я не знала и брынзу никогда не пробовала, но всё мне было понятно, читалось и запоминалось легко. Хорошая книжка!
В мою жизнь вошли, как лучшие друзья, все детские поэты и писатели той поры. Сергей Михалков, Агния Барто, Маршак, Корней Чуковский, позднее Гайдар. И как хорошо, что книжки доходили до таких глухих, в общем-то, мест. У нас и электричество порою отключалось, и дома жгли свечи.
Когда братья пошли в школу, я читала и перечитывала их учебники: «Букварь», «Родную речь» и даже «Арифметику».
И однажды сестрёнка Галька принесла «Сказки Пушкина», и я зачарованно прочитала: «У лукоморья дуб зелёный…» И: «Там, на неведомых дорожках следы невиданных зверей». Ну мороз по коже и душевный трепет от этих слов!
Должна сказать, что Урал не такое уж глухое место. Через него проезжало много людей. Например, в войну и после войны появлялись люди издалека – беженцы и эвакуированные. Изголодавшиеся, они нередко приезжали именно в сельские местности, где можно было за нехитрую работу на огороде, а то и просто, как милостыню, получить кружку молока, ломоть хлеба. После этих проезжих людей в селе оседали кое-какие вещи, в обмен на продукты. И книги оседали. Ну вот откуда взялась в селе Верхние Караси богато иллюстрированная книга Шарля де Костера «Тиль Уленшпигель»? Притащили её к нам домой братцы. Рвали друг у друга из рук, чтобы скорее прочитать. На страницах проходит неведомая жизнь в неведомое нам время, но чувства людей понятны. Содержание понятно. И, мы, читая, то ужасаемся (когда сожгли на костре Клааса), то хохочем над проделками Тиля.