Вирятину было неприятно надевать вещи недавно погибшего человека, но капризничать не приходилось. Он выбрал шерстяные штаны и фланелевую рубашку потеплее – и, как только прислужница вышла, начал переодеваться.

Хозяйка не торопилась возвращаться. Чтобы избыть время, Павел Валентинович стал рассматривать гостиную, обставленную неожиданно скромно. Не верилось, что это жилище первого богача города Ямова. С зеленовато-серыми шёлковыми обоями почти сливались небольшие графические этюды и застеклённые рамки с реставрированной древней утварью. Неподалёку в застеклённых этажерках стояли лепные глиняные горшки с простым геометрическим орнаментом.

Раздалось цоканье каблучков. В гостиную вошла хозяйка дома в шёлковом траурном платье.

– Извините. Приняла горячий душ и покормила ребёнка, поэтому и задержалась.

Её шею украшало ожерелье из прозрачного голубого камня – под цвет глаз. Павел Валентинович задержал на нём взгляд, что не осталось не замеченным Ириной Геннадьевной.

– Это подарок мужа, – сказала она. – Огромная редкость: голубые бриллианты.

Они сели за дубовый обеденный стол. Служанка принесла горячее вино, и Вирятина окутал запах корицы, чёрного перца и мёда.

– Надо согреться, – улыбнулась ему хозяйка особняка. – Всё-таки осень, а вы долго пробыли под дождём. Я люблю пряные глинтвейны. С перчиком. Не знаю, как вы. Выпьем, пока повар готовит ужин?

Павел Валентинович кивнул:

– Конечно. Пока вас не было, я рассматривал комнату. Здесь те же экспонаты, что и в галерее…

– Я уже говорила вам: это срубная культура. В основном. Серёжа считал, что она как-то связана с индийскими и иранскими мифами о бессмертии. Потому и собирал эти древние изделия.

– А где ваши жужелицы? – поинтересовался Вирятин.

– Там, куда я никого не пускаю. Это мой интимный уголок, моя спальня. Право посмотреть на них нужно заслужить… но вы даже не надейтесь. Впрочем, хватит о них! Перейдём к делу. Догадываетесь, зачем я вас позвала?

Павел Валентинович опасливо посмотрел на неё и не ответил. Ирина Геннадьевна скривила губы:

– Вы помните статейку об убийстве моего мужа? За что же вы так Серёжу обосрали?

У Вирятина душа ушла в пятки. Ему померещилось, как в гостиную врываются охранники Дремлюгиной. Хозяйка дома снисходительно посмотрела на него.

– Я вас не затем пригласила, чтобы избить. Кстати, мои охранники очень хотели начистить личико вашей Алёне: они Серёжу очень уважали. Я же им запретила марать руки о вашу газетёнку. Решений своих не меняю. Так что не бойтесь: вам ничто не угрожает.

– Чего вы от меня хотите?

– Вы совсем закисли. Вам нужно встряхнуться. Раньше я с удовольствием читала ваши статьи. Почти боготворила ваш талант… но сейчас вас словно подменили.

– Это не меня, а газету подменили. Нас совсем задавили. Ни одного живого слова не допускают.

Ирина Геннадьевна сочувственно улыбнулась Вирятину.

– Я это уже заметила. Соболезную… И ещё, как я знаю, у вас хотят отобрать криминальный отдел. Я ничего не напутала?

– Вы так хорошо осведомлены, Ирина! – удивился Павел Валентинович.

– Отдел у вас отнимают, но связи ещё остаются, правильно? Вас ведь не забыла Марина Вячеславовна? Та, что всегда давала вам уголовные дела?

– Всё-то вы обо мне знаете! – усмехнулся Вирятин. – Откуда такой интерес к моей персоне?

Дремлюгина словно не расслышала его вопрос.

– Марина Вячеславовна к вам неравнодушна. А ведь она симпатичная женщина, и не так давно потеряла мужа. Чего вы тянете? Взяли бы быка за рога.

– Это моя личная жизнь! Говорите по делу.

– Я по делу и говорю. Криминальные темы никуда от вас не денутся. Рекламную серию газете подброшу, потолкую с кем надо – и останетесь редактором отдела хроники и расследований. Как можно скорее поговорю, пока не начался октябрь!