Обычно она держала рот на замке и старалась минимально контактировать со мной. Вряд ли я её по-настоящему пугал. В разновидностях мужских лиц моё лицо можно было бы вполне отнести к смазливым. Скорее всего она стеснялась всех представителей мужского пола, кроме грудных детей и немощных стариков. Не понятно, как она умудрялась работать в школе, будучи настолько застенчивой.

— А мне нравится такая погода, — сказал я. — Июнь — мой любимый месяц.

— Да, хороший месяц, — зачем-то согласилась Лена, хотя по глазам было понятно, что июнь — далеко не самый её любимый месяц.

На этом разговор оборвался. Лифт проходил последние метры вниз. Лена утрамбовала грудь в папки, которые несла с собой, приготовилась к выходу.

И тут лифт встал. Не доехав до первого этажа, он просто остановился и затих. Мы тоже затихли, не сразу сообразив, что произошло. Лена с каким-то блаженным удивлением в лице принялась жать на разные кнопки лифтовой панели, но кнопки, все как одна, игнорировали её старания.

Лена обернулась ко мне:

— Кажется, мы…

— Застряли, — договорил я.

В груди у меня потяжелело. И не потому, что я страдаю клаустрофобией или же боюсь куда-то опоздать, нет. Это была сладостная тяжесть, в которой я ощущал всемогущество охотника, загнавшего свою жертву в укромный угол. Отныне я мог полновластно решать, что делать с тем временем, что мы с Еленой проведём в заточении. И я едва не заулыбался своим мыслям.

Кнопка аварийного диспетчера давно и известно была сломана. Но я всё же попытался изобразить порыв, что хочу достучаться до помощи. Лена смотрела на меня во все глаза, пока ещё позволяло освещение, а затем свет погас. Мы остались в кромешной тьме.

— Господи… — пролепетала бедная учительница. — Какой кошмар…

Я немного различал её силуэт в темноте. Это позволило мне максимально приблизиться. Я находился в считанных сантиметрах от её затылка.

— Вы боитесь темноты? — вкрадчиво, низким, почти утробным голосом спросил я.

Она вздрогнула.

— Да… Наверное, да.

— Не бойтесь.

Я осторожно провёл пальцем вдоль шва на спине её пиджака. Она вряд ли смогла бы почувствовать это физически — слишком уж много на ней было одежды, а касание произошло едва ощутимое. Однако лишаясь зрения или любого другого органа чувств, в человеке обостряются все остальные чувства. Взамен глазам усиливаются обоняние, слух и проприоцепция. Человек становится подобен змее, которые видят окружающий мир довольно смутно, но имеют о нём доподлинное, детальное представление, опираясь на мелкие вибрации пространства. Таким образом змеи «видят» много больше, чем люди: знают о каждой травинке, песчинке, каждом живом существе в радиусе многих метров. Точно так же и Лена прочувствовала моё движение и вздрогнула. А я мгновенно прочувствовал её дрожь.

— Не бойтесь, — повторил я.

Я уже переместился по правую сторону от девушки. Она интуитивно повернулась к звуку — я говорил ей в волосы. И дыхание моё тревожило мелкие рыжие кудряшки.

4. Глава 1 (Ч. 2)

— Я очень боюсь опоздать на экзамен, — призналась Лена.

— А у вас сегодня экзамен? — снова выдохнул я в её прическу.

Она, должно быть, подняла голову, потому как и я ощутил на себе чужое прерывистое дыхание — его вкус и запах. Запах и вкус недавно выпитого кофе, одной стыдливой сигареты, мятной карамели, помады, наивно пахнущей ванилью, вязкой слюны, впитавшей в себя всё это и утратившей влагу от страха.

— Да, в девятых классах. Я учительница. Я не могу опоздать…

— Но ведь никто не умрёт.

— Конечно, не умрёт… — нервно засмеялась Лена.

— Конечно, не умрёт, — подтвердил я и опустил голову ещё чуть ниже — на уровень её губ. — Вы позволите?..