Ни на одной лекции не могу сосредоточиться, все мысли – только об этом, о ночи, которую он провел не со мной.

   Ну, - не глупо ли, а?

   Ведь наверняка это для него – совсем не первая такая ночь с тех пор, как мы расстались!

   Только вот… Почему-то я раньше совсем об этом не думала, - а сейчас просто разрывает всю изнутри от этого понимания!

   - Мира Самойлова? – вздрагиваю и таращусь на подошедшего ко мне парня.

   Не сразу даже понимаю, где я и того, что лекции, оказывается, уже, судя по всему, давно закончились, - а я сижу одна в совершенно пустой аудитории.

   Парень мне незнаком, - ну да это и неудивительно, я еще почти ни с кем и не успела здесь познакомиться, только с некоторыми девчонками, вместе с которыми сидели. Странно даже, что они хотя бы не толкнули меня в бок, когда все расходились, - на удивление быстро у нас сложились неплохие отношения.

   - Да, - киваю, глядя на хмурый осенний дождь за окном мимо него.

   Наверное, из деканата прислали, я ведь вчера так и не закончила с документами.

   - Тебе просили передать, - как фокусник, вытаскивает из-за спины огромный, - просто невероятно огромный букет розовых лилий, - а я поражаюсь, как его можно было не заметить.

   И запах этот… Мне уже начало казаться, будто он мне просто мерещится после всего.

   Парень уходит, а ноги сами опускаются обратно на сидение.

   Как ненормальная, сижу и таращусь на этот злосчастный букет.

   Даже окликать его и спрашивать не нужно, кто передал – и без того все ясно.

   Непонятно лишь одно – зачем?

   Осторожно прикасаюсь к нежным лепесткам, - так, будто бы они способны меня обжечь или укусить, подобно ядовитой змее, - лишь для того, чтобы вытащить запутавшийся в них клочок золотистой бумаги.

   По-хорошему, не нужно бы делать и этого. Если бы сразу поняла, от кого пришел ко мне незнакомый паренек, - даже и разговаривать бы не стала, сразу бы ушла, даже не передав ничего на словах тому, кто его послал.

   « Дай нам шанс, - буквы расплываются перед глазами – от слез и от того, как дрожат мои руки, - кажется, даже этой записки в них не удержать. Нам необходимо встретится, Мира.   Я буду ждать, - в девять, в « Эйфории». Если неудобно, назови свое место и время. Я люблю тебя. Антон».

   Комкаю записку в руках, чувствуя, как плечи начинают содрогаться.

   « Люблю».

   Что для него значит это слово?

   Если бы не видела вчера, как он с таким же букетом куда-то шел, может быть, сердце бы и забилось от счастья.

   Но теперь оно лишь глухо, болезненно сжимается.

   Ровным счетом ничего это для него не значит, - даже цветы каждой из нас покупает те же самые.

   А той, вчерашней, - тоже через кого-то передавал или сам удостоил чести вручить?

   Там тоже была записка? Или шептал это, ничего не значащее для него слово ей прямо в губы, как мне когда-то?

   Даже странно, что одними цветами ограничился, - на джентельменский набор с шампанским и конфетами я, видимо, не дотянула по его шкале « любви».

   Черт!

   Как же все это мерзко, как противно и отвратительно, - понимать, что на самом деле он – вот такой! Или я все себе придумала, - в том числе и его, такого идеального?

   Говорят, мы склонны идеализировать свою первую любовь, что она кажется всем совершенством, - похоже, и со мной случилось то же самое! И Антон – вовсе не такой, как я думала… А мне-то казалось, что я не просто его знаю, что чувствую его – насквозь, полностью, как саму себя! Что ж. Похоже, я обманулась, - и от этого мне сейчас еще больнее, чем от вчерашней встречи!

   Аккуратно беру букет вместе с заложенной в него обратно запиской за бумагу, в которую он завернут – и почти пулей вылетаю из аудитории, очень надеюсь, что этот ловелас не стоит где-нибудь рядышком, чтобы проверить, как я тут летаю от счастья, что он вспомнил обо мне и оказал такое прямо вот совсем эксклюзивное внимание.