Всё-таки наш русский язык слишком сложный для иностранцев! Ну как им, баранам, объяснишь, что «жрать как свинья» – это очень много есть, а «нажраться как свинья» – это как будто и не есть вовсе?!

– Да ладно, чёрт с ними, с курами, ты мне так и не ответил, где ты так хорошо научился говорить по-русски? Если бы не твои документы и вот эти друзья, спящие вповалку, я бы подумал, что ты чистокровный русский!

– Секрета в этом никакого нет – бабушка у меня русской столбовой дворянкой была и даже преподавала русский язык и литературу в Институте благородных девиц, а когда мои родители в тысяча девятьсот девятнадцатом году переехали из Петербурга в Германию, то с самого моего рождения бабушка говорила со мной только на русском языке. Я её очень люблю за её доброту и умение побаловать чем-то вкусным, и очень скучаю. Помню все её колыбельные песни и интересные сказки, какие она мне рассказывала. Я даже успел прочитать в подлиннике «Войну и мир», – с грустью, как по давно ушедшему, тихо ответил мой собеседник.

– Да и приехали мы в Россию только неделю назад. Думали, что здесь настоящая война с бомбёжками и танками, штыковыми атаками и артиллерийскими обстрелами, а здесь тишина и покой, как в санатории. Хоть отдохнём от переезда через леса Белоруссии и Смоленщины. Бр-р-р, до сих пор ужас пробирает! Говорят, будто каждый четвёртый наш эшелон под откос летел или из леса, по вагонам с солдатами, из пулемётов так лупили, как по нашему составу.

– Угу, весёлого мало, но вас сюда никто не звал и хлеб-соли на всех не припасли. Вы попробуйте ещё выехать отсюда с комфортом в свой «фатерлянд»! Не каждому это было позволено! Но сия стезя уже не для этих спящих «зольдат», да и не для тебя тоже, вы уже давно отвоевались и давно бы уже должны встретиться со своими бабушками! – подытожил я наш разговор и как мог успокоил своего собеседника, в чём явно не преуспел.

– Как это мы отвоевались? Ты же сам только что сказал, что твой шнапс не отравлен!!! – трясущимся голосом тихо спросил меня перепуганный парень.

– Господи, кто о чём, а свекровь о снохе! Чтобы ты успокоился и не падал в обморок, дай-ка, и я себе налью стаканчик, как-никак это мой самогон. И заметь, от гаишников будем вместе отбрёхиваться, – сказал я, беря банку в руки.

Всё-таки самогон очень хороший, а изготовленный с любовью к единственному зятю умелыми руками любимой тёщи, он всегда должен быть на высоте! Вот только двух куриц для пяти мужиков, двое из которых какие-то дистрофики, но с волчьим аппетитом, было явно мало. Надо подсказать тёще, чтобы она страусов завела. Но даже в таких трудных условиях слежения за делёжкой пищи, мне всё ж таки удалось припрятать свою порцию неприкосновенного запаса. Отмерив себе столько же, сколько наливали по своим стаканчикам заблудившиеся во времени солдаты бесноватого фюрера, я, под внимательным взглядом пьяных глаз Генриха, выпил и, не удержавшись, сразу крякнул от такой крепости. Всё бы ничего, но самогон успел уже нагреться, а пить его как тёплый чай – было убийственно! Главное, чтобы парень видел и успокоился, что травить их никто не собирается, а то кто его знает, что ему взбредёт на пьяную голову – автоматы вот они, рядом!

– Ох и крепкая, зараза! Вот что значит на меду сделанная, а не на курином помёте или ещё на какой-нибудь гадости типа карбида, чтобы было покрепче и позабористей.

– Это у тебя шутка такая, насчёт куриного помёта?

– Да какая там шутка, серьёзно говорю! Для крепости всё сойдёт.

Успокоившись, что ему достался качественный шнапс, а не отходы пищеварения домашних несушек, парень опять над чем-то задумался, свесив на грудь голову. А может, его уже стало клонить ко сну после выпитого, но на своей каске он пока сидел устойчиво и даже услышал сильный всплеск далеко на середине озера, хорошо видимый на ночной глади воды, освещённой лунной дорожкой. Рукотворные пруды, устроенные по голым оврагам с ещё не заросшими берегами камышом, всегда выглядят как большие лужи.