В прежней жизни Лорна трудилась в телефонной компании и ненавидела работу всей душой. Когда ей было под тридцать, она упала в открытый дорожный люк, сломала ногу и получила солидную компенсацию. («О том, что я выпила упаковку пива «Десперадос» и на пару с Гетином-айтишником отплясывала танец из «Криминального чтива», им было знать не обязательно. У меня на Гетина были виды, но трах обломился, потому что пришлось лежать на растяжке, а он даже не позвонил».)

Период восстановления и денежные средства Лорна использовала на то, чтобы начать жизнь заново в качестве хозяйки «Дивертисмента» – бистро-бара со средиземноморской кухней. «Диверс» был ее детищем, причиной стрессов и головняков, но она, как истинная мать, любила его от этого не меньше.

Лорна поставила на стол бутылку апельсинового вина и пока открывала его, Харриет поведала ей байку про «колечко на тарелочке».

У Лорны отвалилась челюсть.

– Неправильно понял, говоришь? Знаешь, как я это называю, – тотальный эгоизм! Такое дерьмо можно замутить, только если совсем нет дела до того, что чувствует другой. Он относился к тебе как к премиальному поросенку. Кормил желудями и возил на выставки.

– Он не настолько плох! Он не бездушный. Он так не думал.

– Если он бессознательно относился к тебе как к трофею, Хэтли, если делал это неумышленно… разве это что-то меняет в конечном счете? Он по-прежнему это делает.

– Хм.

Прежде она никогда не думала о Джоне в таком философском ключе. Если считать, что все должно быть по-твоему, сильно ли это отличается от того, чтобы подстраивать в свою пользу? Не посчитаться с чувствами и относиться к ним наплевательски – а велика ли разница?

С тех пор она размышляла над тем, в какой мере ее желания учитывались в его жизненной бухгалтерии. Судя по всему, ход рассуждений был такой: Я люблю Харриет → Я люблю свою семью → Я хочу на ней жениться = бинго, сплошная любовь и позитив. За минусом того, что во всех случаях на первом месте стояло «Я».

– Еще я обратила внимание на денежную проблему, – сказала Лорна, сделав большой глоток вина. – Я ничего не говорила, потому что ты далека от материальных вопросов. Он тебя покупал, более того, он прекрасно понимал, чем занимается.

Она два года сдерживала себя и теперь, получив возможность скинуть корсет, вздохнула полной грудью и почувствовала себя комфортно. (Возможно, сегодня корсет был на ней в буквальном смысле: иначе она бы не втиснулась в бананово-желтое шифоновое платье, в котором была на выпускном. Образ дополняли кислотно-розовые «биркенштоки». Белокурая хозяйка «Дивертисмента» была известна своей необузданностью в моде. Джон как-то заметил, что Лорна выглядит так, точно «проигралась на ставках». Тон был неодобрительный, но суть схвачена точно. С той лишь разницей, что Лорна, по мнению Харриет, всегда делала беспроигрышные ставки.)

– Иными словами… я продавалась и это моя вина?

– Нет, все обстояло хитрее. Всякий раз, когда возникала опасность, что ты задумаешься и придешь в чувство, возникала идея: «А не махнуть ли нам на уик-энд в Рейкьявик?», или «Давай рванем в Йорк, в тамошнем ресторанчике кормят так, что ум отъешь!», или «Приглашай подруг на ужин, а я спущусь в винный погребок».

Харриет совсем забыла о том случае. Джон достал бутылку стоимостью в тысячу фунтов, когда все уже были подшофе. Жест был эффектный, но всех напряг: с беззаботной полупьяной болтовни пришлось переключаться на изъявления признательности, поскольку он напыщенно толковал им про «вишнево-смородиновый букет с гармоничным продолжительным послевкусием». Потом у них случилось неприятное объяснение – Джон недоумевал, как это щедрость может быть воспринята превратно.