– Ну, что ты кричишь? Не пойму я! Ну, хочешь молочка?

Ольга кричала ещё сильнее, требуя «уну».

Бабушка бросилась к Нине:

– Нинка, усмири её! Час орёт, требует «уну». А что это и где её взять, не пойму.

Нина схватила заплаканную дочь на руки:

– Да это она луну хочет посмотреть! Я её дома перед сном к окошку подносила, луну показывала, песенку пела. Она успокаивалась и сразу засыпала. А сейчас уж 2 часа, как она должна спать, а она кричит!

– Мы твоим тонкостям не обучены. Ну, пусть замолчит.

– Мама, ставни-то закрыты, она луну не видит, – стараясь говорить громче, чтоб перекричать дочь, сказала Нина.

– Ох, ты Боже светы! – запричитала бабка – Лорка, иди ставни открой! Это на ночь глядя! Ой, горюшко наше!

Лора, накинув на плечи шальку, выскочила в сенцы, пробежала через двор, отворила массивную высокую калитку, проскочила в полисадник, вытащила втулки от ставня и распахнула их. В окошке показалось заплаканное отёкшее лицо Ольги. Она всмотрелась в небо и радостно засмеялась, показывая пальчиком:

– Уна, уна!

Вскоре счастливая и спокойная, она уснула на руках матери.

– Сильно балуешь её, Нинка, – тихо ворчала бабушка. – Ишь, что попросит, то даёте. Смотри, намаешься с ней!

– Ну, мама, – уважительно отвечала Нина, – у меня много не было, так у неё пусть всё будет. Да пустяк ведь: ребёнок луну захотел увидеть.

– Конечно, вы войну пережили, голодали, а у неё то всё есть! Вроде, всё просто, только своего добивается любыми силами. Волевой характер будет, не справитесь!

– Да пока, вроде, послушная, весёлая, бойкая!

– Смотрите, беду накличет.

Казалось, всё на свете радовало Ольгу. Открытые светлые глазки смотрели на всё с интересом и любовью. Яркие цветочки приводили девочку в восторг, пестрые лоскутки из бабушкиных сундуков удивляли её своим разноцветьем, и она надолго замолкала, перебирая их, находя гармонию в игре цветов и фактур.

Тогда бабушка спокойно оставляла её одну в комнате и бежала в сарай доить коз или кормить кур. Если девочка не играла лоскуточками, бабушка вынуждена была таскать её повсюду за собой, да и внучка поначалу стремилась «помогать» ей во всех делах по хозяйству. Но часто она больше мешала и надоедала своими вопросами «тему», поэтому бабушка снова доставала ей какие-нибудь диковинки из своего сундука, и Ольга надолго замолкала, сидя на одеяле на полу комнаты.

Мать с радостью ждала окончание рабочего дня, чтобы увидеть дочурку.

Но каждый день приносил какие-нибудь неприятности.

Раньше, когда они жили в Кадале, а потом в Кеноне, все дни приносили счастье: Олечка росла не по дням, а по часам, говорила новые слова, делала свои маленькие открытия, от которых Нина приходила в восторг.

Теперь каждый день приносил огорчения: бабушка каждый день жаловалась на внучку, рассказывала о её «проказах».

Раньше это называлось «познание мира», а бабушка называла то же самое «баловством» и «проказами». Ей совсем не нравились весёлость и подвижность Ольги.

Чтобы как-то усмирить внучку, она сказала ей вечером:

– Спать не будешь, тебя бабайка заберёт.

– Кто этя?

Бабайка страшный! Вон там он, в тёмном углу. Тебя утащит.

Ольга притихла, стала всматриваться в угол.

Желтая лампочка на проводе освещала светлый круг на полу, а темнота в углах казалась зловещей и страшной.

Реакция Ольги оказалась противоположной ожиданию бабушки. Она не испугалась. Девочка села на кровати и уставилась в темноту.

Бабушка зашипела на неё:

– Быстро спать ложись! Пора уже.

– Неть.

– Ложись, я сказала.

– Неть!

– Почему?

– Бабайка там. Буду с ним играть.

– Да, нет там никого!

– Бабайку дай! – заплакала Ольга, – бабайку тачу!