Вот и тянул Плюснин лямку с самой срочной службы, опираясь только на себя самого. А у таких людей, как известно, друзей не бывает, зато врагов – куча. Ну хорошо, не врагов – недоброжелателей, какая разница? Правда, все признавали его работоспособность и упертость. Поставленную задачу Плюснин выполнял, даже если приходилось идти на открытое столкновение, и авторитетов не признавал. Ну и хорошо, решили его недоброжелатели «на верху», значит, сможет заниматься нужными и трудными делами. Надо же кому-то и «внизу» работать, осуществлять, так сказать, повседневное управление войсками. Тянул лямку и пусть тянет.

И Плюснин потянул. Долго тянул, свято веря, что проходит обряд посвящения в «рыцари АрбВО». Работал как проклятый, по шестнадцать – восемнадцать часов в сутки, не обращая внимания ни на какие причитания жены.

Став начальником Генштаба, решил: всё, принят в святая святых. И тут же его обломали. Он в своем кабинете устроил «обмывку» назначения, накрыл стол. Все пришли, поздравили. Выпили, как полагается. А после третьей один из генералов, как бы извиняясь, сказал:

– Ну, извини, пора нам. У внука сегодня день рождения, сам понимаешь…

И ушли. Девять человек. Самые важные, самые главные, от которых зависело всё! Ушли на день рождения внука! Ушли тесно, своим кругом. Ушли все вместе, на глазах у остающихся. Ушли, будто говоря: не наш ты, парень, не наш. И никогда нашим не станешь.

Плюснин это пережил. Более того, даже стал укреплять отношения именно с теми, кто его публично унизил. Долго укреплял, но своего добился. Все девять человек были отправлены в отставку в течение двух лет, один за другим. Такого еще не бывало. А он, Сергей Плюснин, такого добился! Правда, и сам недолго продержался. Все-таки АрбВО существовал реально, серьезно и действенно. Но это – в армии.

А тут, в отставке, на гражданке, авторитет Плюснина был, оказывается, высок. Тут его принимали как человека, которого сверху наказали за сопротивление развалу российской армии. Тут его встречали как героя. Плюснин, конечно, не возражал. Ездил на встречи, объяснял, рассказывал, давал советы. Со многими оставшимися военными руководителями он сохранил хорошие отношения и сейчас демонстрировал это направо и налево. Чтобы все видели: генерала Плюснина от российской обороноспособности никому отставить не удастся! И когда стало формироваться новое общественное движение в поддержку армии, кандидатура Плюснина даже не обсуждалась. Ей просто не было альтернативы.

Появление Плюснина в милиции Корсакова не удивило. Не удивило и поведение генерала. Он вел себя как человек, чьи слова всегда имеют силу приказа, а приказы, как известно, не обсуждаются, а выполняются. Плюснин произносил фразы, не вдаваясь ни в какие пояснения. Словосочетание само по себе должно было переводиться в некие обязательные действия.

Оказалось, что вещи Корсакова находятся в полиции как «вещественные доказательства».

– Не будет же гостиница держать номер пустым, – ни к кому не обращаясь, пояснил Каворский.

– Ну, правильно, – неизвестно кого поддержал Плюснин и, глядя на полицейских с веселой злостью, продолжил: – Игорь Викторович, а поехали со мной в Златоглавую? А то местные деятели еще что-нибудь придумают. Других-то дел у них, как я вижу, нет.

Шлыков на прощание попытался сохранить лицо:

– Если что, мы вас разыщем.

Плюснин, ухмыльнувшись, процедил:

– Ты своими делами занимайся, Шлыков. Понял?

Нависла неприятная пауза, Корсакову стало неудобно, и он предложил Шлыкову:

– Если что – звоните. Вот мой телефон.

И Шлыков подхватил:

– Вы мой телефон запишите.