Маркиза Луиза Першерон, женщина некрасивая, гордая и строгая, весь вечер просидевшая с прямою спиной, будто проглотившая копье, с ненавистью взглянула на храпящего супруга. Ее аристократический взгляд пробежался по гостям, задержался на усатом генерале Язо, а затем уперся в лоб Охотника.
– Милостивый сударь Гвардеец! Не будете ли вы настолько любезны проводить меня в опочивальню? Треволнения дня сегодняшнего порядком меня утомили…
Умолкли и фарийцы, и имперцы. Граф Чалло неопределенно крякнул, беспардонный Игрок определенно хмыкнул, а глава делегации, блудливый герцог Винчензо Фалль, плотоядно облизнулся.
Охотник поднялся на деревянных ногах и подошел к хозяйскому креслу. Луиза приняла предложенную руку, одарив своих соплеменников взглядом, в котором читалось презрительное:
«Я отдаюсь победителю, но ведь этого вы и добивались?!»
«Шарм, шайтанов племянник! – зло подумал он. – Я когда-нибудь оторву твой пакостный язык!»
Певец, наслаждаясь произведенным эффектом, подошел ближе и повторил с видом девичьей невинности:
– Куда, говоришь, хотел попасть?
– В порт, – ответил Охотник. – Я снял комнату в «Черной свече».
Шарманщик моментально позабыл о маркизе Першерон. Скривился, сплюнул.
– Паршивое место! Хозяин грубиян и прохвост, служанки страшные, а уж повар их вообще паршивейший из всех паршивцев! Мне рассказывал по секрету один подмастерье, как этот негодяй плюет постояльцам в еду, а в суп может наделать чего и похуже…
– Я завтра уезжаю. И суп не люблю.
– А я настаиваю! Сегодня же переезжай! Мой старинный товарищ не должен жить в гадюшнике, где с супом творят непотребства! Перебирайся в «Цыпленка и курочку»! Там, по крайней мере, владелец приличный. Лично его знаю, Дуртом зовут. А кухарки в «Цыпленке» вообще…
– Не ломай мне нервы, – буркнул Охотник и указал на Карлеса. – Поможешь?
Шарманщик уставился на умирающего, словно впервые увидал.
– Что прикажешь с ним сделать?! Могильщик из меня, как из некоторых герой-любовник! Ой, прости, забыл о сладостях маркизы Луизы…
– Поможешь, спрашиваю? Не сомневаюсь, ты знаешь пару-тройку лекарей, которые не станут задавать лишних вопросов. И к сыскарям не побегут.
Шарманщик шумно высморкался. Брезгливо обтер пальцы о ближайшую стену.
– Будто я могу отказаться! Ладно, отнесу юношу к Цинии. Она знахарка опытная, а политикой интересуется, как старая девственница мужскими причиндалами, – он хлопнул Охотника по плечу. – Согласись, старина, я сегодня настоящий молодец! Всю ночь тружусь точно фермерский мерин, на благо рода человеческого. Одного неумеху вывел, второго вынесу… Чтоб вы без Шарманщика делали, а, Охотник?! Померли бы или чего похуже!
– Прекрати трепаться! Монеты у тебя есть?
– Вот так всегда! Ругают, затыкают, а потом им еще и денег подавай! – фальшиво оскорбился певец и принялся хлопать по карманам. – Тебе много надо?
– Я предлагаю заплатить за лечение Карлеса.
Шарм хмыкнул и вдруг стал совершенно серьезным. Отлетело шутовство, пропала бравада. Певец сказал грустно:
– Пустое это, Охт. Лишнее. Ты видел, что за нами следят?
– Да. Бери мальчишку и иди. Я прикрою, – сказал Охотник, с любопытством наблюдая изменившееся лицо Шарманщика. Лицо певца без маски. Выглядело это лицо помятым и печальным.
– Обожаешь ты геройствовать, брат!
Маска вернулась на место.
– Жду тебя завтра, – Охотник прихватил Шарма за подбородок. – Не появишься до десяти тридцати утра, уеду один!
Шарманщик мотнул головою, освобождаясь.
– Я подумаю, – он переложил Карлеса с одного плеча на другое, не забыв поправить кобзу.
– Жду около Бродяжьих ворот, – уточнил Охотник. – Не перепутай!