– Улучшений нет, – ответила гувернантка, – если и есть перемены, то к худшему.

Они говорили у окна гостиной, выходившего в сад. Мистер Клэр помолчал, кивнул, сделал шаг к выходу, а потом вдруг остановился и задал еще один вопрос:

– Доктор дает ей шансы на благополучный исход?

– Он не скрывает от нас, что она в опасности. Нам остается только молиться за нее.

Старик коснулся ладонью руки мисс Гарт, внимательно взглянул ей в лицо и спросил:

– Вы верите в силу молитвы?

Гувернантка отшатнулась.

– Как можете вы, сэр, задавать мне подобный вопрос в такой момент?

Он ничего не ответил, но не сводил глаз с ее лица. Потом все же бросил:

– Молитесь! Молитесь, как никогда раньше, чтобы миссис Ванстоун осталась жива.

С этими словами он ушел. В его манере и тоне скрывалась смутная, невысказанная угроза – известная ему, но не мисс Гарт. Она невольно пошла следом в сад и окликнула мистера Клэра. Он слышал ее, но не обернулся, а только ускорил шаг, явно желая избежать дальнейшего разговора. Она смотрела, как он пересекает залитую лунным светом лужайку. Потом на мгновение мелькнули белые руки, раздвигавшие ветви над головой, и фигура соседа скрылась за живой изгородью. Мисс Гарт вернулась к хозяйке, встревоженная сильнее прежнего.

Пробило одиннадцать. Где же сестры? Горничные доложили, что обе девушки находятся в своих комнатах. Прежде чем вернуться в спальню миссис Ванстоун, гувернантка решила проведать своих воспитанниц. Спальня Норы была ближе. Мисс Гарт заглянула туда: коленопреклоненная фигура со склоненной головой вызвала у гувернантки слезы умиления, она осторожно прикрыла дверь и прошла к Магдален. Перед ее комнатой она немного помедлила. Ее смутил странный звук – непрестанный шорох ткани, то ближе, то дальше. Магдален явно ходила туда-сюда. Мисс Гарт постучала. Шорох прекратился, дверь распахнулась, и перед гувернанткой появилось несчастное юное личико в окружении растрепанных локонов. Большие светлые глаза были широко раскрыты, но слез в них так и не было видно. Сердце воспитательницы мучительно сжалось от сочувствия. Она ласково взяла девушку за руку.

– О, дорогая, ты так и не плачешь! Если бы я могла помочь тебе! Поговори со мной, Магдален, ну попытайся… Вот Нора…

– Нора не виновата в том, что случилось, – с усилием выдавила Магдален. – Он погиб из-за того, что занимался моими делами. Позвольте мне самой нести это бремя, – она легонько коснулась холодными губами щеки мисс Гарт и закрыла дверь.

И снова неумолимый безостановочный шорох платья, сухой механический звук, отрицающий сочувствие и прощение, лишающий надежды.

Миновала ночь. Было решено послать за лондонским доктором, у которого миссис Ванстоун консультировалась полгода назад, но он смог бы прибыть лишь на следующий день. Перемен к лучшему не наблюдалось.

Приходил Фрэнк с вопросом о новостях – по своей или отцовской инициативе, трудно сказать. В любом случае, если у старого мистера Клэра и хранились ключи от некой тайны, его сыну они были недоступны. Юноша выглядел бледным и растерянным. Он спросил что-то о Магдален, но так невнятно, со слезами на глазах, что сердце мисс Гарт впервые потеплело к нему. Она постаралась, как могла, подбодрить молодого человека.

Около полудня Фрэнк появился со вторым посланием. На этот раз отец его хотел знать, не приезжает ли сегодня мистер Пендрил. Если так, Фрэнк мог бы встретить юриста на станции и доставить сперва в коттедж Клэров, где тот мог бы и переночевать. Это удивило мисс Гарт: неужели мистеру Клэру известна цель, с которой мистер Ванстоун вызвал своего личного адвоката? Не было ли непривычное гостеприимство старика проявлением раскаяния из-за прежней своей подозрительности? Или у него был свой тайный интерес к мистеру Пендрилу? Мисс Гарт находилась в смятении. Она сказала Фрэнку, что адвоката ожидают в три часа, и отослала юношу домой с благодарностью.